Ханна неустанно осматривала множество комнат с мебелью, которую она раньше никогда не видела. Ей очень нравилась комната, которой ей разрешили пользоваться. Девушка с большим удовольствием валялась на огромной кровати с четырьмя столбиками и бархатным балдахином, тонким постельным бельем и шелковым покрывалом. На полу возле большого открытого камина лежал красивый зеленый турецкий ковер. Также имелся украшенный изящной резьбой платяной шкаф, вот только он пустовал, так как платьев у Ханны не было.
Одной из самых любимых ею комнат была музыкальная гостиная – парадная комната с клавесином, двумя скрипками, лирой, блок-флейтой и обычной флейтой. Хотя Ханна впервые видела большинство присутствующих инструментов, разве что кроме скрипок, ей все же нравилось держать инструменты в руках, а когда вокруг никого не было, она научилась подбирать на клавесине простенькую мелодию.
Она также обошла всю усадьбу за пределами дома. Помимо понравившихся ей ухоженных садов, там располагались надворные постройки, состоявшие из кухни, коптильни, оранжереи и отхожего места. Большинство построек соединялось с главным зданием крытыми переходами, чтобы можно было беспрепятственно передвигаться в плохую погоду. Все это представляло воплощение роскошной жизни, о которой Ханна раньше и понятия не имела.
Хотя просторные лужайки и сады, тянущиеся на двести метров от берегов реки Джеймс, соответствовали врожденному чувству красоты Ханны, больше всего ее восхищало внутреннее убранство особняка. И вызывало массу вопросов. Несмотря на изысканность и изящество, Ханна чувствовала, что в этом доме нет счастья. В комнатах царил неясный призрак печали, словно оставшийся после похорон запах погребальных цветочных венков. Ибо комнаты эти были пусты, если не считать присутствия Ханны и служанок-рабынь, прибиравшихся здесь с горем пополам.
В огромной гостиной все было покрыто слоем пыли, мебель затянута муслиновыми чехлами. Ханну не покидало ощущение того, что дом спит, ждет кого-то или чего-то, что снова вдохнет в него жизнь.
Кроме комнаты для приемов или гостиной, были еще полная книг библиотека внизу с аскетичной кожаной обстановкой, небольшой кабинет, где каждый день запирался Вернер, и огромная столовая по одну сторону коридора и лестницы. С другой стороны, как вскоре выяснила Ханна, располагался шикарный бальный зал.
Шикарный бальный зал!
Ханна о таких слышала, но никогда не видела. Хоть воздух и был пропитан пылью, это не могло скрыть дивной красоты зала. Вдоль длинных стен стояли ряды стульев, теперь в муслиновых чехлах. В одном конце помещения стояли изящно украшенный клавесин, большая арфа и несколько пюпитров. Ханне не пришлось особо напрягать воображение, чтобы представить себе играющих музыкантов и изящно скользящих по вощеным полам танцоров. В центре зала висела огромная хрустальная люстра, потускневшая от пыли, которую можно было опускать, чтобы менять и зажигать свечи. С двух сторон вдоль стен зала висели люстры поменьше, но не менее роскошные.
Ханна подумала, как жаль, что такой красивый зал, способный дарить много радости, остается пыльным и пустым.
При первой же возможности она спросила у Дженни, когда бальным залом пользовались в последний раз.
Лицо у Дженни сделалось испуганным, она украдкой посмотрела на закрытую дверь кабинета Вернера.
– Ни разу с тех пор, как уехал масса Майкл, мисси.
