Мужчины потягивали эль из высоких кружек. Стритч, задрав на подставку свою подагрическую ногу, курил отвратительно вонявшую трубку, а Квинт жадно хлебал эль. Ему пришлось бы по душе что-нибудь покрепче, но он не осмеливался попросить, пока они не придут к окончательному соглашению.
– Ты уверен, что девчонка – девственница, Квинт? – спросил Стритч. – Если – нет, то сделке не бывать.
– Клянусь, что девственница, сквайр. К ней никто не прикоснулся даже пальцем, – зловеще осклабился Квинт. – Если после первого вашего с ней раза на простыне не будет пятен крови, я не стану настаивать на сделке.
– Последи за языком, любезный, – грозно отозвался Стритч. – Сам знаешь, что против всяких законов и обычаев, чтобы хозяин путался со служанками. – Тут он улыбнулся и облизал губы. – А девка прямо вся сочная.
– Это точно. Сочная, как персик. – Квинт расплылся в похотливой ухмылке. – Я подглядел за ней, когда она мылась.
Стритч сверкнул выпуклыми глазами.
– Я же сказал, что даже волоска на ее голове не тронул! Клянусь! – торопливо заверил его Квинт. Затем он заговорил тоном праведника. – Но должен вам сказать – я ведь человек честный – за девчонкой придется хорошенько приглядывать. Она хорошо работает под присмотром, а только отвернись, так она тотчас принимается мечтать.
– Это не страшно, – пробурчал Стритч. – Я уже имел дело с мечтательницами. Треснуть ей пару раз по заднице, и она запрыгает. Клянусь королем, запрыгает! – Он достал из кармана несколько бумаг. – Вот договор о найме. Поставь крестики там, где я написал твое имя.
Квинт поставил крестики, потом осушил кружку, с грохотом поставил ее на стол и фамильярно улыбнулся.
– Может, выпьем чего-то покрепче, чтобы скрепить сделку?
Хотя был только полдень, Квинт вернулся домой уже в стельку пьяным. Мэри Квинт ничуть этому не удивилась. Она редко видела мужа трезвым. Он напился в день их свадьбы, мертвецки пьяный рухнул на их брачное ложе и с тех пор, как казалось Мэри, бо`льшую часть времени пребывал в подпитом состоянии.
Прислонившись к дверному косяку, Квинт ухмыльнулся, глядя на нее красными припухшими глазами.
– Ну, дело сделано, жена. Ханна узнает, что значит самой зарабатывать себе на жизнь.
Мэри ничего не ответила, лишь смотрела на него пустыми глазами.
– Тебе что, нечего ответить? – издевательски хмыкнул он. – Когда я тебе об этом сказал, ты много чего наговорила.
Мэри провела красными от работы пальцами по седеющим волосам.
– А что сказать-то, мистер Квинт? Как вы говорите, дело сделано.
– Это точно, сделано. И тем лучше для нас. – Он заковылял в спальню. – Надо немного поспать. Намаялся я, когда тягал эту упрямую сучку. Она хуже мула. Ты тут давай не шуми.
Мэри, не шевелясь, глядела, как Квинт ковыляет в спальню. Она не шевелилась до тех пор, пока не услышала, как скрипнула кровать, когда он рухнул на нее. И сразу же раздался его громкий храп.
После этого Мэри принялась убираться в хибарке, стараясь без нужды не шуметь. Пока Квинт спит, она может подумать о своем и немного успокоиться. От уборки было мало толку – даже полк уборщиц не смог бы справиться с въевшейся в полы и стены грязью. Но Мэри привыкла убираться – это давало ей возможность чем-то занять руки.
Ей казалось, что все шесть лет замужества за Квинтом она только тем и занималась, что убиралась и готовила, когда было из чего, и делала все, что могла, для Ханны. Она вышла за Квинта, чтобы у десятилетней девочки был отец. Но этот «прекрасный» отец продал свою дочь почти в рабство!
