Постойте! А так уж ли свободно сердце Виктора? Не потому ли не может обрести покой, что сердце остается кем-то занято? Сердце несвободно, а потому и отторгает всякую новую женщину, заслоняясь от нынешнего, обороняя прошлое?
Виктор знает ответы на вопросы, но делиться с кем-либо не горит желанием. Он тщательно хранит тайну, принадлежащую ему по праву. Он ни слова не обронил, живя со второй женой. Может, это и правильно. Есть вещи, о которых лучше не знать, – ни жене, ни друзьям.
Виктор живет прошлым, давним-давним прошлым…
…На строительстве асбестообогатительной фабрики аврал, иначе говоря, штурмовщина. Через два месяца советский народ при полном параде будет отмечать юбилей – 50-ю годовщину Октябрьской революции, соответственно, готовит трудовые подарки.
Одним из таких «подарков» должна стать досрочная сдача в эксплуатацию первой очереди фабрики. Так решила партия, а комсомол, шефствующий над всесоюзной ударной стройкой, тотчас же ответил: «Есть!»
Людей нагнали много – несколько тысяч молодых добровольцев-строителей со всей страны (некоторых ради идеи раньше срока выпустили из ПТУ, не успев дать им нужные знания, привить практические навыки), однако, говоря по чести, толку никакого: темпы возведения объектов, входящих в первую очередь, по-прежнему низки и возникает реальная угроза того, что «подарка» страна Советов не получит. Оконфузиться? Ну, нет! И предпринимаются отчаянные попытки спасти положение. Зачастую в обход КЗоТ, принуждая парней и девчат к сверхурочным. Молодежь тихо ропщет: «Из-за неразберихи – по полдня слоняемся без дела, а вечером оставляют на три-четыре часа».
И к тому же осень, с самого начала зарядившая дождями, мало способствует трудовому энтузиазму. Дороги на стройке превратились в грязное месиво, по которым, утопая по оси, огромные «МАЗы» с большим трудом доставляют бетон, раствор, стеновые панели, блоки и прочий материал. Башенные краны то и дело выходят из строя: влажность настолько велика, что короткие замыкания в электрической части подъемников следуют один за другим. Механические узлы, предназначенные для подачи наверх раствора, то и дело забиваются и штукатурам там, на пронизывающем осеннем ветру приходится часами ждать устранения неполадок.
Словом, полный, как любит выражаться Виктор, бардак. Хотя пропаганда (радио, телевидение, молодежные газеты) без устали трубит о подвигах и свершениях молодых строителей коммунизма.
Виктор Орехов, в самом деле, приехал на стройку добровольно, в отличие от многих других, у которых на руках имелись комсомольские путевки. У Виктора такой путевки не было и быть не могло. Почему? Путевки выдают горкомы и райкомы ВЛКСМ, а он, Виктор, и был одним из ответственных работников аппарата горкома. Первый секретарь не хотел отпускать «безотказную рабочую лошадку, на которую сколько ни нагружай, а она все везет». Виктор же, которому упрямства не занимать, уперся и все тут: поеду, мол, на ударную. И уехал, несмотря на бурные протесты первого секретаря. По сути, сбежал.
«Дезертирство» с последнего места работы не только не помешало ему, а и помогло.
Внимательно выслушав «печальное повествование», объясняющее бегство Виктора, Алексей Булдаков, комсорг ЦК ВЛКСМ (такие должности учреждались на ударных комсомольских стройках временно, поэтому были не избираемыми, а назначаемыми, в данном случае ЦК ВЛКСМ), и не одобрил, и не осудил. Не одобрил, потому что такие парни, как Виктор, могут сбежать с такой же лихостью и отсюда, со стройки, а ему этого не хотелось. Не осудил, потому что пришлась по душе неуступчивость, плавно перетекающая в упрямство. В душе Алексею такие парни нравились и на это у него были свои причины. Во-первых, считал он, упрямый человек – твердый человек, а такой может многое и на него смело можно положиться. Во-вторых, сам-то Алексей был лишен такого достоинства; он хотел и умел прогибаться тогда и там, когда и где этого позволять не стоило бы. Иначе говоря, уважал за то, чем сам не обладал. Редко, но такое случается, когда один человек завидует другому белой завистью по причине слабости собственного характера.
