Стали представлять, как это сделать лучше, и начали готовиться, чем совсем отвлекли Адель от грустных мыслей. Мне спутали волосы, навтыкали туда разный мусор, после чего я стала похожа на круглую идиотку. К слову, и другие выглядели так, словно они только что из психушки. В таком забавном виде мы и отправились в столовую.
Поужинали первыми второпях и стали ждать. Распределили, кто побежит к младшим отрядам, кто к старшим. Наконец настал час «Ч». Мне зачем-то сунули в руки книгу, которая называлась «Страх». Жду. И вот Рома поднимает поднос, неожиданно роняет его на пол и кричит кодовые слова: «Клетка открыта!» и в этот миг мы бросаемся в разные стороны с воплями: «Хомячка не видали?» Это я думаю, что все бросаются в разные стороны, на самом-то деле мои подруги струхнули и дружно побежали к малышне, одна я рванула к старшикам. Как идиотка! Некоторые из них включались сразу и подыгрывали, кто-то реально верил и не врубался в происходяее, а один парень на стул встал – от страха, как он сказал. Врал, наверное. Я от волнения плохо соображала, и чёрт меня дёрнул добежать до вожатского стола и спросить у мирно ужинавших взрослых: «Вы хомячка не видали?» Они дружно повернулись ко мне. Никто не веселился, и – о май гяд! – на меня с насмешкой смотрела Людмила:
– И вы участвуете в этой безвкусице, Юлия? Кто придумал эту дрянь? – глаза вожатой искрятся, как у кошки перед «Китикэтом».
Хлёсткие слова – будто пощёчина, и я краснею.
– Меня зовут Джулия! – отвечаю дерзко и, расстроенная, плетусь к своему столу.
На этом флешмоб, в общем-то, и закончился. Я пришла в себя, когда услышала смех подруг, обсуждавших веселье, восторгам не было конца. Рома беседовал за соседним столом с каким-то крупным мужиком в серых брюках и белой рубашке – начальником лагеря, кажется, – наши взгляды встретились, он улыбнулся и помахал мне рукой. У меня отлегло от сердца, это был хороший знак.
4
Ночью никак не спалось: духота царила в палате даже при открытых окнах. Ждали, пока мальчишки за стеной угомонятся. Наконец у них всё стихло. Похоже, заснули. Выждали ещё минут десять-пятнадцать.
– Что, пойдём? – спросила Адель.
– Пойдём! – откликнулись мы дружно.
Ася, правда, струхнула, и её решили оставить на шухере. Ну ладно, пошли. Потихонечку прокрались к мальчишкам в палату. Для начала обмазали их зубной пастой и думаем: «Это же слишком примитивно. Что бы такого ещё сделать?» Потом перепутали обувь у входа, связывая её вперемешку шнурками. с собой у нас были иголки и нитки, и всё, что из одежды находили в темноте, старательно сшивали вместе. Под конец натянули между кроватями верёвки. И вдруг в самый ответственный момент Гусь, рядом с которым я как раз суетилась, просыпается, приподнимается и садится на кровати. Сердца наши замерли. А он громко так: «Мы балдеем». И тут же плюх – и обратно спать. Обошлось! Но столько страху пережили!
Где-то в четыре утра или даже в пять последовал ответный визит. Видимо, кто-то из мальчишек проснулся, обнаружил диверсию. И хотя мы ожидали коварных действий «противника» и старались не спать, сон нас всё же сморил. И мы проснулись только оттого, что мальчишки топали как слоны. Но у них с фантазией было плоховато, поэтому они в основном намазали девчонок пастой, а кому-то ещё и одеяло испачкали. Мы с Аделькой довольные такие: «А нас не намазали!» А потом вдруг как стало стягивать кожу на лице! – мы поняли, что жестоко ошиблись, и пошли умываться. В пять утра. В это время старший вожатый Жора возвращался откуда-то, на нас посмотрел – хах! – и в восторге вытянул большой палец: «Во!» Гляжу на Адельку, а у неё сердечко на щеке нарисовано – оригинальная, прямо сказать, валентинка.
