– По телевизору у нас много чего показывают, – улыбнулся Валерка, скривившись. – Если всему верить – дураком точно станешь: ведь телевиденье на дураков-простаков и рассчитано в основном, чтобы людей зомбировать и дурить, водить за нос… У нас, по телевиденью если судить, и в милиции одни ангелы только работают, и в больницах, и в министерствах тех же, в школах и институтах. А когда ты с этими “ангелами” в жизни сталкиваешься лицом к лицу и видишь, какие они на деле гниды двуличные и продажные через одного – волосы дыбом встают и жить дальше не хочется… На нашей лестничной клетке, кстати, в квартире напротив, – подумав, выдавил из себя Валерка, – врач 45-летний живёт с женой и сыном. Они недавно к нам переехали, но познакомились с соседями быстро из-за его супруги Татьяны. Она у него болтушка, каких поискать, – от неё, заразы такой, не отстанешь. Часами может на лестничной клетке или у подъезда стоять и трепаться без остановки… Так вот врач этот, хирург по профессии, кандидат наук, между прочим, своего сына единственного Сашку категорически отговаривает врачом становиться. Ну просто категорически! Его Сашка школу заканчивает через год, думает-гадает, куда учиться идти, какую профессию получать на будущее. Вот мамаша его нам, соседям, все уши и прожужжала. Жалуется, что отец парнишку каждый день по вечерам пилит, житья не даёт: иди, науськивает, куда угодно, сынок, хоть в те же бухгалтера – только не в грёбаную медицину. Там, клянётся, такие под-ковёрные битвы кипят чуть ли не каждый день во всех отделениях, такие склоки вселенские, – что не приведи Господи туда попадать, откуда живым и здоровым не выберешься!…
– Так-то вот, Витёк! Такая она в действительности наша советская медицина, как про неё знающие люди рассказывают, которые в той врачебной каше варятся каждый день и лекарское дело не понаслышке знают, не из кино… Пореже телевизор смотри, дружок, поменьше наших теле-болтунов слушай, рот разевай на их сказки дешёвые и заказные. Тогда и жить легче будет: не придётся обманываться, обжигаться на каждом шагу, и в людях разочаровываться…
Признаюсь: всё, что, смеясь, поведал мне мой молодой напарник, было для меня откровением. Я долго не мог от услышанного отойти, переварить Валеркин рассказ в голове разболевшейся… И только минут через пять, успокоившись, спросил тихо:
– И что, ты хочешь сказать, что и в науке у нас такой же бардак творится, как у этого твоего соседа в больнице?
– Такой же! Точно такой же! Если не хуже… Хотя бы потому уже, что в больницах, худо ли, бедно ли, но надо с больными возиться, ежедневно общаться с ними, лечить. Плохо ли, хорошо ли, опять-таки, – не важно. Это уже другой вопрос. Но – надо. От этого там никуда не денешься, не спрячешься в ординаторской или ещё где… А в институтах научно-исследовательских нет ничего, что могло бы сотрудникам размеренную праздную жизнь испортить, от спячки их пробудить. И для бездарей и бездельников это – Клондайк, лучше которого им трудно что-либо придумать…
В этот момент у ворот остановилась «Газель», и нам пришлось подниматься и запускать её, осматривать кузов, проверять документы у водителя, накладные. Не успели её впустить, как подкатила другая; следом же – третья. Стало не до бесед по душам – надо было работать.
И только часа через два, когда опять чуть-чуть успокоилось на наших воротах, я обратился к напарнику с просьбой рассказать мне – коротко, разумеется, в общих чертах, – про его работу и институт, что мне, мужику сиволапому, деревенскому, было до ужаса интересно узнать и услышать. Тем более – из первых уст. От кого бы я мог ещё, и когда, услышать правду про советскую разрекламированную науку. У нас на Горбушке учёных людей невозможно было днём с огнём отыскать. Мой напарник был первым в этом ряду. И, скорее всего, последним…
