Кона обхватила обеими руками толстый дубовый ствол, прижалась щекой к шершавой коре, и что было сил закричала и зарыдала. Навзрыд, не меняя темпа. Ей подвывал ее чёрный пёс, а она билась в агонии, чтобы оттолкнуться и взлететь. Душа Коны горела огнём, её поджигали эти вопли. Выжечь! Выжечь все страхи и отчаяния, чёрную тоску и серое томление. Отряхнуться, воспрять.
Потом все стихло. Вдох-выдох. Больше она не станет имитировать жизнь.
– Привет! – Тревор шёл навстречу Коне. Навстречу. Потому что кроме того мудрого дерева на этой тропинке больше ничего не было. Хотел увидеться, а удивился. Кона, вылитая Ханна, распустила чёрный хвост, покусала губы, расправила плечи. Подол ее длинного чёрного платья уже сильно испачканный осенней грязью, потяжелел. Кона улыбнулась ему глазами и, подняв юбку, перепрыгнула через лужу.
– Как в детстве.
– Ты была отличной прыгуньей.
Тревор накинул ей на плечи свою куртку. Разве было холодно? Но оказалось, что укутаться в тёплую парку очень приятно. Его куртка пахла немного рыбой, и много – мужчиной.
– Я подумал, может я смогу тебя поддержать? Ты устала.
– Поддержать или подержать?
– Как хочешь? – он остановил ее. Обнял запястья.
Целоваться с другом детства было странно. Вот только они хохоча убегали от булочника, с дымящимися пирожками, распиханными по карманам, дразнили гусей, перепрыгивали через канавы – делали все то, что доступно деревенским детям. А сейчас они делают то, что доступно взрослым – целуются и врут.
* * *
Меретте сидела у камина, но ей все равно не удавалось согреться. Женщина задумчиво смотрела на огонь, перебирая что-то в руках. Сжатая в злобе челюсть, поджатые губы.
«Где носит этого проходимца? Всего-то и нужно было, привести сюда эту чёртову девку!»
Меретте раскрыла ладонь. Маленький огарок свечи. И стоило бы выкинуть, но мысль о пророчестве засела в голове. А разве она не плакала всю жизнь? Обида, словно камень засела в солнечном сплетении – не проглотить, не выплюнуть. Однажды мать Меретте имела неосторожность рассказать тринадцатилетней дочери, кем на самом деле был отец. Не утонувший рыбак, а сосед Йон, недавно почивший. Знала бы мама, какие зерна бросила в душу молодой девушки.
«Я сестра ведьмы! У меня тоже есть дар!», – с такими мыслями Меретте бежала к Ханне. Ведьма встретила ее холодно и была высокомерна. Возможно, ей было неприятно узнать о побочном ребёнке отца. Но какое дело до этого Меретте? Пусть теперь эта глупая гусыня учит ее своим фокусам!
– Наш дар переходит только по женской линии.
– Врёшь! – кричала Меретте.
– Иди домой, девочка, выпей своё какао.
Злой ветер поселился в душе Меретте. С настойчивым упорством она доказывала себе, что у неё есть способности. Правда, без подручных средств не обходилось. Она травила чужой скот ядовитыми ягодами, и те болели. Она оставляла на домах соседей символы углём, и все боялись этих ведьминых меток.
Единственным смыслом ее жизни стало очернить Ханну. Никто не мог предположить, что за услужливой улыбкой Меретте скрывается такое коварство. Старый простофиля, муж Меретте, пытался ее вразумить. И тогда она немного увеличила дозу ягод в пироге. Удивительно, но статус вдовы в глазах людей прибавил ей значимости. Забавно было наблюдать, как ее сын и внучка Ханны подружились. Меретте даже смягчилась. Но какое же торжество она испытала, когда отец увёз Кону, и старуха осталась одна.
