Да, деликатностью моя соседка, увы, не страдала. Одухотворенностью тоже.
Женщины такого склада души любят только однажды – беззаветно, глобально, но не безоговорочно. Бог с ним, с самоотречением. Чуточку чуткости, капельку кротости – и цены бы им не было. А так…»
«Мы вновь встретились с Таней много-много лет спустя. Она изменилась мало. Сдержанная и закрытая, рассказала о своей жизни совсем немного. Можно было лишь догадываться, что красота ее притягивала все новых завоевателей. Но Его планка была слишком высока: самые безупречные из кандидатов имели единственный, но существенный недостаток – они не были Им».
«Но тогда в августе шестьдесят восьмого, ничто, казалось, не предвещало появления соперницы столь грозной, по-настоящему опасной. Лесная нимфа и ундина уже стояли на одной стежке, еще не догадываясь друг о друге.
Был вечер, обычный душный летний вечер. Погруженный в ничегонеделанье, я, развалясь, сидел в кресле с растрепанным томиком Анненского и открытой бутылкой «Рымникского» за рубль сорок семь. Суматошный звонок вернул меня на землю, и я с неохотой поплелся к двери. На пороге стояли они. Володя с гитарой, навеселе и сверхвозбужден.
– Включай магнитофон. Я спою «Цыганочку». Ты же хотел меня записать?
Бог мой, об этом можно было только мечтать! Но Таня быстро умерила мою эйфорию, мягко осадив великодушный порыв Володи:
– Ну не надо тебе сейчас петь.
Легко уступив и лишив меня заветной записи, он закрутился по комнате. Слишком сговорчивый и слишком возбужденный. Потом, подхватив под руку, увлек меня в спальню и плотно прикрыл дверь.
– Какая женщина! Если бы ты видел, Давид! Какие волосы!
Приобняв, обдает меня смутой полуфраз, восторгом междометий, и видно, что радостен, наполнен до краев, захлебывается:
– Ма-ри-на…
И, кажется, еще сам себе не верит, как мальчишка, заходясь от нахлынувшего половодья нечаянно грянувшей весны…»
«А вскоре упорные пересуды о новом романе докатились и до кулис «Таганки», застав Иваненко врасплох. Ведь Марину она уже видела в ВТО, сидела с ней за одним столом со «своим» Володей вместе с другими «таганцами». И вдруг эта собачья чушь в обличье упорно муссируемого слуха. Поверить в измену было невозможно».
«Самые участливые предложили ей воочию убедиться, что людская молва отнюдь не всегда превратна. Необходимо было лишь попасть в квартиру старинного приятеля Марины, московского корреспондента «Юманите» Макса Леона. Пусть даже незваной гостьей. И, примкнув к собиравшимся туда Золотухину с Шацкой, Таня в этом преуспела. Конечно, в тот вечер Высоцкий и Влади тоже находились там. Оставалось накрыть их тепленькими. Увидев Шацкую с Иваненко, не чуявшая никакого подвоха Марина искренне обрадовалась:
– Как хорошо, что вы пришли, девочки.
И хотя само присутствие гипотетической соперницы в этом доме еще ни о чем не говорило, женский инстинкт и некоторые нюансы быстро убедили Татьяну, что никаким оговором здесь и не пахнет. И она не придумала ничего лучшего, как объясниться с коварной разлучницей с глазу на глаз и немедленно. Настал черед удивляться Марине, которая резонно посоветовала Тане выяснить отношения непосредственно с самим виновником возникшей смуты. Но та уже закусила удила:
– Марина, вы потом пожалеете, что с ним связались. Вы его совсем не знаете. Так с ним намучаетесь, что еще вспомните мои слова. Справиться с ним могу только я.
