— Меня Ольгой звать, а тебя? — подала ладонь, но тотчас отдернулась.
Мама бы убила меня за такие манеры. Настоящая леди и рукопожатие — вещи несовместимые. Настоящая леди и раб-страж — тоже, если вдуматься.
Это еще повезло, что не ляпнула: «Вообще-то все называют меня Олли». Он бы точно не одобрил.
Мужчина на мой жест отреагировал неправильно. Смерил внимательным взором, подумал, наверное, что мне противно его касаться.
— Марк, — помедлив. — Впрочем, госпожа вольна называть меня так, как ей вздумается, — клянусь, это было произнесено с ухмылкой.
«Марк», — протянула про себя, попробовала имя на вкус и поняла, какое оно правильное и подходящее этому человеку. Рваное. Резкое. Острое.
— Я не понаслышке знаю, что значит быть рабом и обещаю хранить тебе верность, Ольга, — совсем другим тоном. — Клянусь, что не причиню вреда, если ты сама, конечно, не попросишь.
Прозвучало неоднозначно.
Что я могла на это ответить? Поблагодарить?
Мы шли в сторону дома, и я отгоняла мысли, которые носились в голове, раздражали, мешали сосредоточиться. После короткого знакомства диалог кончился, да и о чем было разговаривать?
Надо с ошейником что-то сделать, вижу же, как он впивается в кожу. Ладно, займусь им чуть позже. Пока бы выяснить, как дальше быть.
Грегг точно не одобрит моего решения. В нашей крошечной квартирке только мужчины не хватало, да ещё такого.
С ужасом осознала: а спать ему где?! Не в моей же односпальной кровати. На полу? Так не по-человечески это.
Олли, ты импульсивная идиотка. Купить человека купила, а что дальше делать — не придумала.
Разгребай теперь.
А ещё он тебя удушит при случае. Как пить дать.
Можно, конечно, снять койку в каком-нибудь бараке за медянку, да только там условия немногим лучше Дома скорби. Разве что не заставляют трудиться до полусмерти.
Куда же его девать? Как поступить?
С другой стороны, постелить можно на кухне. Там есть свободное место. Передвинем обеденный стол из центра ближе к углу, уберем лишние стулья.
Соседа не было, и я начала показывать молчаливому Марку жилище. Он как-то странно рассматривал душ, будто видел в том скрытую угрозу. Но никак не реагировал, и на мои торопливые объяснения не ерничал.
— Как твое самочувствие? Может быть, хочешь отдохнуть? — проявила я заботу, вернувшись на кухню. — Ещё вчера ты вообще не двигался. Даже не верю, что с такой легкостью очнулся.
— Вчера меня здесь не было, — Марк прикрыл веки, будто воспоминания причиняли ему боль. — Лишь оболочка человека, скованного заклятием. Разум жив, но тело ему не подчинялось. Совсем.
— Что это за чары? Почему они разрушились?
Пожал плечами. Врет, наверное. Но допытываться не буду. Захочет — расскажет сам. Когда-нибудь позже.
— Ты что-то чувствовал... ну... пока находился в лечебнице?
— Всё, — и чуть тише, — но сделать ничего не мог. Я бы не отказался помыться в… душе, — с долгой паузой.
— А, да, конечно, — я запунцовела, осознав, что у нас ни одежды запасной нет, ни полотенец, чтобы замотаться ими с ног до головы. — Минутку.
Я излазила весь дом, но так и не нашла чего-то пригодного. А когда вернулась на кухню со своим халатом — хоть что-то, — то застала там полностью обнаженного Марка. Он ждал меня, нетерпеливо постукивая пяткой.
Халат выпал из моих пальцев. Я пискнула что-то нечленораздельное, но зажмуриться не смогла.
— Ты никогда не видела голого мужчину? — полюбопытствовал он, и глаза его блеснули недобро.
