Наконец, вдали показалась повозка доктора. Егор тут же отошёл в сторону, прикрыл лицо рукой, наблюдая сквозь пальцы за улицей. В боковом окошке мелькнуло лицо герра Фогеля – очень озабоченное и даже – откровенно испуганное…
– Что ж! – тихонько пробормотал себе под нос Егор. – С этим всё понятно – более-менее…. Ладно, теперь ещё раз сделаем кружок и зайдём с другой стороны, дом-то у нашего боярина – угловой…
Он узким переулком снова подошёл к высокому (два метра с небольшим), забору, ограждавшему княжеский двор Одоевских. В переулке было очень тихо, пыльно, тоненько попискивали комары, изредка о чём-то перекликались мелкие пичуги.
– Смотри-ка ты, ещё одни ворота! Скромные только такие, узкие, одностворчатые, – тихонько удивился Егор. – И натоптано то как! Причём, только с одной стороны…
Действительно, от ворот до Варварки переулок был достаточно сильно заросшим лебедой и подорожником, а в противоположную сторону вела очень хорошо натоптанная тропа, судя по многочисленным отпечаткам подков на чёрной земле – конная.
В метре от этих тайных ворот росла высокая и толстая вишня, ветки которой были густо увешаны мелкими красными ягодами. Егор долго раздумывать не стал: поставил лоток с оставшимися пирогами на землю, закатал рукава рубахи, поплевал на ладони, ловко полез вверх по шершавому стволу. Поднялся метра на три и насторожённо замер, прячась в густой зелёной листве: где-то совсем близко кто-то громко и надсадно кашлял.
«Ага, это из открытого окна второго этажа!», – понял Егор. – «Дальше лезть не стоит, заметят ещё…».
– Ох-ти, Степан Семёнович, где ж ты простыл так-то? – потёк медовой патокой подобострастный голосок. – Ты микстурку то немецкую пей, милостивец, оно и полегчает!
Послышалось горькое бульканье и тихое причмокивание, ещё через полминуты жёсткий, слегка свистящий голос облегчённо произнёс:
– Фу, отпустило! Мокроты отходить начали, знает Фогель своё дело, знает, гадёныш.… Будем думать, что и наказ мой выполнит, сделает всё, как приказано ему…
– Сделает, князюшко! – заверил медовый голосок. – А, еже ли что, то я его, старого колбасника, ужо попользую по-своему, так – попользую…
– Уймись, Мишка! – недовольно прикрикнул Одоевский (кто же ещё – раз Степан Семёнович?). – Сюда лучше слушай…
– Слушаю, князюшко, слушаю!
– Сегодня ночью без меня поедите на тракт. Делать так. Морды обмотайте тряпками, или наденьте маски – у кого есть. Когда ярославский обоз возьмёте, то пару ямщиков и купчишек – оставьте в живых, а Матвейку Шошина – величайте Львом Кирилловичем. Понял? Громко величайте, чтобы те дурики крепко запомнили…, – князь Степан опять зашёлся в сильном приступе лающего кашля.
– Отойди, милостивец, от окошка! – тут же заныл Тыртов. – Отойди, Христом Богом прошу, продует ведь…
Встретились за «рачьими» рядами, возле серого купеческого амбара, в чугунных дверных петлях которого висел полупудовый бронзовый замок.
– Ну, докладайте, орлы! – велел Егор. – Да не суетитесь, расслабьтесь, времени у нас ещё много. Вон – завалинка подходящая. Присядем…
– Выведал я всё у Фогеля! – зачастил Швелька. – Заболел наш Стёпушка, жар у него, сильный кашель. Доктор ему всяких микстур прописал, капель, порошков…. Но глаза у герра Фогеля были – при этом его рассказе, очень испуганные, бегали туда сюда – словно рыжие тараканы по избе. А когда я начал толковать про те глазные капли, так он сразу побелел, засуетился, начал грызть свои ногти…. Потом убежал на второй этаж и вернулся назад уже нескоро, – я даже соскучиться успел. Протягивает стеклянный флакон с лекарством, а руки то – дрожат…. Алёшка, где этот пузырёк?
