Радостные крики «Бабурина задержали! Бабурина задержали!» меня вовсе не обрадовали. Вновь поставив меня к стенке, один из конвоиров пошел доложить. Вскоре среди окружившей меня толпы солдат показался командир.
Приказав всем отойти, он сам, напротив, приблизился ко мне и, наклонившись к уху, тихо спросил:
– Сергей Николаевич, вы помните Куликово поле?
С удивлением вспомнил осень 1992 года, когда в составе большой делегации русских писателей и художников, возглавляемой Вячеславом Клыковым, Валерием Николаевичем и Светланой Федоровной Ганичевыми, я побывал на Куликовом поле в дни 600-летия кончины преподобного Сергия Радонежского.
– Помню.
– Мы там были вместе. Не волнуйтесь, все будет в порядке.
Офицер распрямился и уже громко, совсем другим голосом скомандовал, чтобы с меня не спускали глаз, но чтобы ни один волос с моей головы не упал.
Разрешили опустить руки и через какое-то время посадили в подъехавший «рафик». Вскоре ко мне присоединили избитого рязанского народного депутата В.Н. Любимова, соратника по фракции «Россия».
На улице продолжали кипеть страсти. Стрельба, в средине дня практически прекратившаяся, с вечера вспыхнула с особым ожесточением.
Глубокой ночью нас с В. Любимовым доставили в следственный изолятор на Петровку 38 и развели по разным камерам.
Меня поместили в камеру № 20. С сокамерниками повезло – ими оказались депутаты Моссовета, члены комиссии по законности во главе с ее председателем А.А. Цоповым. Сокамерниками Любимова стали заместитель председателя Моссовета полковник милиции Ю.П. Седых-Бондаренко и бывший начальник УВД Москвы генерал В.С. Комиссаров.
Зайдя в камеру и уточнив, где свободные нары, я лег и впервые за прошедшие дни крепко заснул.
Жизнь в камере – это отдельная история.
Освободили нас вечером 5 октября, вызвав по одному из камеры. Меня вызвали последним.
Это ни с чем нельзя сравнить – ощущение остановившегося времени, когда сокамерников по одному куда-то уводят, и ты оказываешься в одиночке. Горит круглосуточно лампа дежурного освещения. Гробовая тишина, изредка нарушаемая отдаленными звуками в коридоре. Поскольку солнечного света в камере нет, часов тоже, то время суток неизвестно (ориентируешься только по подаче пищи).
Сколько ты пробудешь в таком состоянии – не известно. Может быть минуты, а может быть, всю оставшуюся жизнь. Тем более, что куда увели твоих товарищей – неведомо.
Когда подошел мой черед, привели в кабинет, где находились два незнакомых человека в штатском. Представились: один – представитель прокуратуры города, второй – УВД. Попросили написать объяснение, как я, председатель Комитета Верховного Совета по судебной реформе и работе правоохранительных органов, попал в камеру, поскольку никаких документов, объясняющих мое, как и моих сокамерников, здесь нахождение, не имеется. Написал, после чего, принеся извинения за мое незаконное задержание, мне сообщили, что я свободен.
Я посмотрел на них как на чумных:
– Вы, коллеги, о чем? Вы что, не понимаете, что происходит государственный переворот, а я противник того, кто его осуществляет?
– Сергей Николаевич, законных оснований для вашего здесь нахождения нет.
– Нет, нет, я не прошу вас вернуть меня назад в камеру! Но просто как человек ответственный, хочу предупредить, что у вас могут быть неприятности в случае моего освобождения.
– Повторяем, законных оснований держать вас здесь, у нас нет.
