Стражи белых ночей - страница 4

– Господи Иисусе! – только и мог прошептать вице-губернатор.

Нет времени у вдохновенья. Болото,

Земля ли, иль море, иль лужа, —

Мне здесь сновиденье явилось, и счёты

Сведу с ним сейчас же и тут же.

Борис Пастернак. «Петербург»

Ксюша не очень-то любила рисовать красками, особенно акварелью. Акварель требует аккуратности: если положишь слишком много слоёв, рисунок перестанет быть прозрачным. А если переборщить с тёмными цветами, получится грязь. Краски нравились Ксюше, только пока они оставались в аккуратной новенькой коробочке, каждая в своей ячейке, словно разноцветные мармеладки. Начнёшь рисовать, гармония нарушится, и акварель потеряет всю прелесть. Так что Ксюша предпочитала тушь и перо. Даже самая заурядная прямая линия, появившаяся из клювика пера, обещала стать началом чего-то непредсказуемого.

Ксюшин стол был завален обрывками бумаги с лилиями, оленями и дворцами. Это создавало тот самый беспорядок, без которого, конечно, нельзя представить себе ни одну мастерскую художника. Мама Ксении, однако, не считала разбросанные по комнате рисунки признаком артистизма. Привыкнув к идеальному порядку на работе, она всеми силами боролась с неаккуратностью дома.

Действительно, трудно вообразить музейные экспонаты, сваленные кучей посреди зала. Ксюшина мама – старший научный сотрудник Музея – в отличие от всех нормальных мам, по выходным работала. Потому что суббота и воскресенье – прекрасные дни, чтобы пойти в музей. И об этом знают все.

В эту субботу у мамы было открытие выставки «Живопись катастроф».

В такие дни Ксюша не любила ходить к маме на работу, потому что мама бегала туда-сюда, нервничала, говорила не своим голосом, а Ксюше приходилось довольствоваться общением с музейными бабушками, которые неизменно восклицали: «Какая ты уже большая!» – и бесконечно интересовались её учебными достижениями и планами на будущее.

Папа сегодня, наверное, помчался на встречу с заказчиком. В данный момент он работал над сценарием рекламного ролика. На питерский рынок нужно было продвинуть очередное растворимое картофельное пюре. Папа три дня кормил Ксюшу этим самым пюре, наблюдая за её реакцией. На третий день Ксюша сказала, что её тошнит от рекламируемого продукта, и папа расстроился: ребёнка замучил, а стоящая идея так в голову и не пришла. К счастью, вмешалась мама и сказала, что сделает пюре сама, из настоящей картошки, и ради этого даже оторвалась от своей диссертации. Коробка с растворимым пюре отправилась в мусорное ведро.

Итак, в субботу, кроме Ксюши и кошки Пуси, дома не было никого. Здесь нужно сделать отступление, потому что Пуся была не из тех кошек, которую можно просто мимоходом упомянуть. Белый меховой ком ангорской породы, с медовыми глазищами, мокрым носом и шрамом на подбородке (последствие неудачной охоты на голубя, который упорхнул с подоконника, а Пуся вылетела вслед за ним) являлся одновременно и всеобщим любимцем, и домашним террористом. Количество съеденных кошкой комнатных растений недавно перевалило за дюжину.

По выходным Пуся любила просыпаться пораньше и орать под дверью. Кчленам семьи относилась по-хозяйски, «что моё – то моё». Чужих вниманием не баловала, никогда ни к кому не ластилась и терпеть не могла выражение «ути-пуси». Но всё это ей прощалось за красоту и грацию, за редкое удовольствие услышать добродушное урчание, за то, что во время самой пустяшной простуды она становилась и сиделкой, и грелкой, и подушкой. В общем, за то, что она была кошкой.