И это была сущая правда. Единственная услуга, оказанная мною, состояла в том, что мне удалось уговорить мать Рэбби оставить ребенка в покое. И в самом деле, стоило немалых усилий убедить ее не давать мальчику снадобье, представляющее собой смесь отрубей с петушиной кровью, не махать у него перед носом сожженными перьями и не брызгать холодной водой. Ведь все эти манипуляции ничуть не помогают при эпилепсии. Когда я пришла, Мэри громко стенала по поводу того, что никак не может напоить его ключевой водой из черепа самоубийцы, считая это средство самым эффективным из всех существующих на свете.
– Мне так страшно, когда он лежит вот так неподвижно, – говорила Мэри, с надеждой взирая на сына. – В прошлый раз я позвала к нему отца Макмуртри, и он долго молился и опрыскивал мальчика святой водой, чтобы изгнать дьяволов. Но ничего не получилось, они опять в него вселились.
Она взмахнула руками, как будто желая дотронуться до сына, но не посмела.
– Никакие это не дьяволы, – пыталась пояснить я. – Это болезнь, и к тому же не смертельная.
– Да-да, миледи, вы правы, – бормотала она, не желая противоречить, но вряд ли веря моим словам.
– Он непременно поправится, – не сдавалась я. – Ведь он всегда поправляется после таких приступов, верно?
Припадки начались у Рэбби два года назад. Возможно, из-за травмы головы, которую нанес ему отец. Но так как эпилептические приступы случались редко, мать каждый раз страшно пугалась.
Она неуверенно кивнула.
– И еще я очень боюсь, когда при этом он бьется головой обо что попало.
– Да, это действительно опасно, – терпеливо объясняла я. – Поэтому в следующий раз проследи, чтобы он не повредил голову обо что-нибудь острое, и оставь его лежать – пусть все идет своим чередом, а когда он очнется, уложи в постель, и пусть он спит.
Я понимала, что мои слова звучат не слишком убедительно и она нуждается в каком-нибудь реальном подтверждении их правоты.
Я уже повернулась, чтобы уйти, и вдруг услышала, как звякнули камешки в кармане моей юбки. Тут меня и осенило. Я вытащила несколько мелких гладких амулетов, из тех, что прислал мне Раймон. Выбрала один – молочно-белый халцедон с изображенной на нем крошечной фигуркой скорчившегося человека.
– Это защитит твоего сына от дьявола. Зашей это мальчику в карман. – Я прочистила горло и добавила: – Не бойся, если даже у него и случится снова приступ, все закончится благополучно.
Я ушла, несколько смущенная, но в то же время и довольная: мать Рэбби была просто счастлива и не находила слов для выражения благодарности. Кто же я такая на самом деле – умелая целительница или заурядная шарлатанка? Как бы там ни было, но раз я не смогу исцелить Рэбби, то по крайней мере помогу его матери обрести спокойствие. Исцеление зависит от самого больного, а не от врача. Это доказал мне на практике господин Раймон.
* * *
Однажды я отправилась в свой очередной поход – на сей раз мне предстояло посетить две семьи, жившие на западной оконечности нашего поместья. У Кирбисов и Уэстон-Фрэзеров все было нормально, и я сразу же пустилась в обратный путь. На вершине холма присела под большим буковым деревом немного отдохнуть перед дальней дорогой. Солнце начинало клониться к закату, но еще не достигло макушек сосен, венчавших горный кряж на западе владений Лаллиброха. Мир вокруг был полон волшебных красок осени.
Опавшая листва бука была холодной и скользкой. Но крона дерева еще была густой, чуть красноватые листки держались на ветвях. Я прижалась спиной к гладкому стволу дерева и закрыла глаза, переключая внимание с яркости спелого ячменного поля на красноватый цвет, который имеет изнанка век, если смотреть на свет.
