Стрекозка Горгона. Зимние квартиры - страница 6
Сейчас в свободное время офицеры собираются у Бегичева, вычерчивают некие механизмы, выглядывая иногда в коридор, словно заговорщики. Ломают головы над созданием пугала, которое можно, вырядив в белые одежды, установить на ближайшей горе, солдат рядышком посадить, чтобы они его в движение приводили. И нужно-то всего, чтоб некое чудовище махало руками и завывало, пугая всех, кто к Праводам приближается. Однако даже на бумаге, в чертежах и расчётах, сие не получается. Пока все проекты красивы на словах да не осуществимы на деле. Кало изо всех сил пытается уговорить сестру подключиться к делу, она же твёрдо решила не вмешиваться. Напугать двух-трёх турок, от силы с десяток, она и без всяких расчётов сможет, – только б кураж поймать! – но турки маленькими отрядами не нападают, нужно сеять панику в большом отряде. Кало прекрасно это знает, однако бухтит:
– Танюха, вот когда тебе понадобится мой совет, я припомню, как ты мне помогала, и тоже лишь поулыбаюсь в ответ ехидненько.
Она плечами пожала и улыбнулась брату ещё более нежно. Никто его за язык не тянул, сам наобещал некому Бергу привидение создать, пусть сам и отдувается. Вот и сегодня артиллеристы зашли в гости и, поклонившись Татьяне, исчезли в дальней комнате. Поприветствовала гостей и пошла кофе варить: не иначе, опять до полуночи просидят.
Глава 3
Солдаты ныне грустные песни поют. Вечером взяла сухарей и пошла в конюшню побаловать Ветерка. Из-за забора доносятся голоса драгун, тоже ухаживающих за лошадьми. Звегливцев вывел своего жеребца во двор, но не чистит, не подводит к воде, стоит, задумчивый.
– Граф, Вас что-то опечалило? – окликнула его Таня издали.
Он оглянулся и прижал палец к губам:
– Послушай, – и крикнул. – Чижик, спой ещё раз про ворона!
Чижик – Епифан Чижов, молодой запевала из взвода Звегливцева, отозвался из-за каменного забора:
– Чё, не приелась? Споём, коли так, – и звонко затянул:
Из-за леса, из-под тучи
Ворон прилетел,
На долину близ селенья
Для добычи сел.
В том долу был бой великий,
Кровь текла ручьём,
Ворон с поля поднял руку
С золотым кольцом…
«В том долу был бой великий, кровь текла ручьём, ворон с поля поднял руку с золотым кольцом…» – подхватили драгуны, вторя запевале, обволакивая, но не заглушая, а словно приподнимая его тенор басами и фальцетами, стройно, слаженно повели песню дальше. Таня замерла рядом с графом: песня была незнакома…
Ты откуда, чёрный ворон,
Мрачный, как тоска,
И откуда перстень светлый,
Белая рука?
За горами, ой, дивчина,
Был великий бой…
Много молодцев удалых
Век свершили свой.
Поле битвы покрывает
Целый ряд могил;
Много, много глаз орлиных
Уж песок закрыл…
Не одна о смерти сына
Тяжко стонет мать,
Не одной дивчине друга
Вновь не увидать.
Дева слушает и стонет,
Слезы льет рекой:
Доля злая! Боже! Боже!
Жалок жребий мой!..
Я теперь, увы, узнала,
Чья рука была;
Я сама блестящий перстень
Милому дала!
Песня закончилась, и Звегливцев повернулся к Тане:
– Красиво, правда? Песня, похоже, сложена давным-давно. А люди помнят, поют, и слова её волнуют нас… Я раньше думал: отчего так много печальных песен, и все они красивы, слушаешь, и сердце щемит… Сейчас понимаю, что печали в жизни больше, чем радости.
– Может, Фёдор, тебе лишь кажется? Печали много, потому что ты выбрал судьбу воина. Остался бы в своём имении – жил бы припеваючи, горя не зная.
– Нет, не то… На войне смерть рядом, но и радость есть… Я и в столице не чувствовал себя счастливым. Всё ждал чего-то, ждал, что вот-вот придёт оно, то, что и объяснить невозможно: прекрасное, самое важное… Готовился, а оно не приходило и не приходило… Всё было обычное, будничное, дни тянулись и тянулись…