– Я все объяснила даме, но она меня и слушать не хочет!
Надежда, однако, ее перебила:
– Не волнуйтесь, я не в претензии. Я только хотела сделать вам маленький презент… В знак нашей будущей дружбы, на которую я очень надеюсь. – С этими словами она вытащила из сумки большую яркую коробку конфет, вложила ее в руки Ильи Семеновича и продолжила самодовольно: – Это знаменитые конфеты «Матушка Гусыня», фирменный сорт моей кондитерской фабрики, можно сказать, ее лицо. Дело в том, что моя фамилия – Гусынина, моей семье принадлежит известная конфетная фабрика в городе Гусь-Конфетный… и это, так сказать, семейные конфеты… или фамильные… сделаны по старинному коломенскому рецепту, много поколений хранившемуся в нашей семье…
Илья Семенович покрутил головой, пытаясь понять странную женщину.
Надежда настаивала:
– Берите-берите, вам понравится, вы теперь будете покупать только эти конфеты! Или не покупать… Зачем вам их покупать, если я буду вам их дарить?
Психоаналитик решил не спорить. Прижал коробку рукой и шагнул в кабинет, кивнув Венедиктову:
– Кирилл Николаевич, пойдемте!
Венедиктов устремился за ним, дверь закрылась.
Надежда Николаевна повернулась к Ирине и спросила с прежним высокомерием:
– Могу я, по крайней мере, воспользоваться вашим туалетом?
– Да, Нина Николаевна! Конечно, Нина Николаевна! Это налево по коридору…
Надежда с величественным видом вдовствующей императрицы проследовала в указанном направлении. Она легко нашла по описанию тот угол, где была вентиляционная решетка, через которую Инна подслушала разговор психоаналитика с Венедиктовым, опустилась на колени… Но на месте вентиляционного канала была кафельная плитка. Причем недавно приклеенная – из-под нее выползала змейка свежего цемента.
То есть психоаналитик или кто-то из его подручных понял, что через вентиляцию можно подслушать разговор в кабинете, и заделал нежелательный канал утечки информации.
Небось эта стерва Ирина подглядела, как Инна подслушивала.
Надежда отметила этот факт, но не слишком расстроилась. У нее был еще один способ узнать, о чем Илья Семенович говорит с Венедиктовым.
Дело в том, что, зайдя по дороге к Бобу, Надежда попросила у него миниатюрное подслушивающее устройство и потом спрятала микрофон в коробке конфет «Матушка Гусыня», которую купила в кондитерском магазине вместе с печеньем, шоколадными вафлями и имбирным кексом для Боба.
Очень удачно получилось, что придуманная ею фамилия совпала с названием конфет. И теперь эта коробка вместе с микрофоном лежала на столе в кабинете психоаналитика.
Надежда зашла в кабинку, закрыла дверь, села на крышку унитаза и достала из сумки планшет, который ей дал (на время) тот же Боб. На планшет был выведен звук с микрофона-прослушки.
Надежда достала наушники, включила программу и прибавила звук. И тут же услышала красивый бархатный голос психоаналитика:
– Что такое, дорогой Кирилл Николаевич? Что случилось? Что вас так взволновало?
– Я ее видел! Она сама пришла ко мне на работу, а потом исчезла!
– О ком вы говорите?
– Конечно же, о своей жене! О Марине! Она заявилась в контору, потом пропала, а через полчаса я снова увидел ее, на этот раз в проезжавшей мимо машине!
– Но, дорогой мой, вы же знаете, что у вас нет никакой жены. И никогда не было…
– Я знаю… – безнадежно выдохнул Венедиктов, – конечно, я знаю, но я видел ее собственными глазами!
– То, что вы рассказываете, вписывается в классическую картину невроза навязчивых состояний. Вы говорите, что она пришла к вам на работу? Вы ее видели?
