В этот раз бывший студент-прогульщик Царскосельский без промедления несколько раз нажал на продавленную кнопку круглого звонка, под которым красовалась несвежая табличка с чернильной надписью: «Художник-концептуалист Касьян Х. Голомудько». Что означает буква «Х», никто из соседей мастера-новатора не знал. Сам же хозяин загадочного отчества на расспросы только таинственно ухмылялся и прикрывал веками глаза, утопавшие в плотных синюшных мешках.
Ничего об этом не мог сказать и его ближайший напарник и завсегдатай рыночных развалов, который лишь однажды осмелился предположить два возможных варианта расшифровки непостижимого для среднего человека «Х». Или оно было началом редкого на Руси и удивительного по благозвучию отчества Херомантьевич, или рукодельник Голомудько всем любопытствующим таким образом сигнализировал, что меньше чем за пол-литра «Особой» он не расколется.
Понимая, что на его звонки может никто не откликнуться, Митрофан повернулся спиной к двери и начал каблуком вымещать злость на укусивших его в своё время мышах.
– Это что там за козлина чечётку на нашей двери выбивает? – из глубины квартиры глухо прозвучал чей-то осипший голос.
Дверь распахнулась, и перед Митрофаном Царскосельским предстал хмурый мужик с помятым лицом и недельной щетиной, одетый крайне примечательно. Грудь и руки надомника прикрывала изрядно поношенная пижамная куртка, сплошь усеянная высохшими пятнами растительного происхождения, из-под которой сиротливо выглядывали синие семейные трусы и голые волосатые ноги, засунутые в обрезанные наполовину валенки из овечьей шерсти.
Это был заслуженный ветеран труда Кукиш Потап Конакоевич, самый известный житель подъезда №6 дома 6/36, разместившегося в переулке, названном в честь трёх коз. Заслуги ветерана Кукиша перед страной были столь велики, что их перечисление не уместилось бы даже в многостраничной трудовой книжке, в которой он среди прочих трудовых вех был обозначен как участник подъёма целины в казахских степях, ударник ночных вахт на строительстве Байкало-Амурской магистрали и даже как передовик-прокладчик магистрального нефтепровода «Дружба».
Правда, справками с мест его работы подтверждались лишь последние два года перед выходом на пенсию, когда Потап Конакоевич числился кладовщиком на мебельной фабрике №3 города Колупаевска. Остальные трудовые подвиги явились плодом болезненной фантазии его друга и напарника по игре в преферанс и параллельно сотрудника отдела кадров того же комбината, Семёна Кондратьевича Непейпиво.
Без лишней волокиты ответственный кадровый работник состряпал своему карточному партнёру премиальную трудовую книжку, закрыв десятилетия безделья и тунеядства, которым так охотно предавался передовик труда Кукиш в период своего отрочества, шаловливой юности и всего зрелого возраста.
Угрызения совести недолго мучили кадровика Непейпиво. В конце концов, он хоть чем-то помог своему товарищу и собутыльнику, с которым проводил лучшие минуты своей жизни, состоявшие из пьяных загулов и умения достигать вершин всяческого непотребства. Кроме того, как ни крути, карточный долг платежом красен. А три сотни «красненьких» в советское время, списанные с его марьяжного счёта, – деньги весьма немалые.
Открыв дверь и увидев перед собой выдающегося работника метлы и совка Митрофана Царскосельского, Потап Конакоевич пошевелил пепельными, как у застоявшегося мерина, губами и состроил из своих лицевых морщин и щетины недовольную мину:
