Позднее, в мае, войска соединились в более чем стотысячную армию, которая в начале июня выдвинулась из Белгорода, сопровождаемая длинными обозами с припасами для войск и кормами для лошадей, переправилась через Днепр, двинулась по его правому побережью в низовья реки, к устью, для взятия османских крепостей и исполнения царской воли. Всё шло по плану; всё так, как указывал царь; всё так, как ожидали турки и татары.
1 марта государь Пётр Алексеевич проводил Военный Совет, присутствовали близкие бояре, генералы Гордон, Головин и Лефорт; в комнате находился и Меншиков, незаменимый царёв помощник, его глаза и уши, готовый исполнить любое указание. В строжайшей тайне обсуждались вопросы, связанные с передвижением к устью Дона тридцатитысячной армии для штурма и взятия Азовской крепости.
В укомплектованную армию входили регулярные полки нового строя, в том числе полки московских стрельцов, из которых были созданы три отряда, во главе с генералами Гордоном, Головиным и Лефортом. Главнокомандующий не назначался, а армией руководил военный совет в составе этих генералов: решения военного совета могли быть исполнены только после утверждения их Петром Алексеевичем, который участвовал в походе в качестве бомбардира бомбардирской роты Преображенского полка.
В первый весенний месяц 7 марта из Москвы через Тамбов выступил авангард, сводное соединение с двумя солдатскими и четырьмя стрелецкими полками под командованием генерала Гордона, всего около десяти тысяч человек с орудиями и повозками. Они надеялись скрытно достичь низовья реки Дона, обеспечить там приём основной части Азовской армии и, используя эффект неожиданности, обложить и захватить турецкую крепость Азов.
Генерал Гордон рассчитывал через месяц уже быть в Черкасске, но весенняя распутица внесла в планы свои коррективы.
9 марта 1695 года иностранный купец грек Никон в вечернее время возвращался домой со второго повытья Посольского приказа и Стрелецкого приказа, где оформлял дорожные документы на свой срочный отъезд в родную Грецию; торговлю оставлял на молодого помощника Агафона.
Сегодня утром Никон получил от прибывшего земляка, грека Никоса, весть о тяжёлой болезни матери с просьбой срочно приехать домой и попрощаться. Он сразу же кинулся с подарком к своему знакомому, подьячему Белоухову, и тот пообещал к вечеру выписать ему дорожную грамоту.
Никон уже десяток лет вёл оптовую торговлю в Москве, обрусел, прижился у молодой вдовы стрелецкого пятидесятника Ольги, многие знали и доверяли ему и его товарам.
«Странно, что раньше я ничего не слышал об этом Никосе и не встречался с ним, – подумал Никон. Но, как и все живущие на чужбине, был рад земляку и отнёсся к нему с доверием. Приняв его в доме ранним утром и получив нерадостную весть, Никон, соблюдая законы гостеприимства, завёл разговор о многострадальной Греции и об османах, наводнивших её, но Никос не поддержал его, а на вопрос о сфере его деловых интересов отмолчался. Общих знакомых у них не нашлось, а письмо о тяжёлом состоянии матери, как сказал Никос, он получил в пути, через третьи руки, от земляка, с которым пути разошлись в Речи Посполитой, – тот направлялся в Псков. На этом разговор между ними как-то незаметно скатился к паузам, а вскоре гость попрощался и, торопясь, покинул их дом, отказавшись отобедать.
Темнело быстро, сумрак вперемешку с туманом заполнил город, где-то уже стучали молотки и трещотки сторожей. Никон задумчиво шёл по улице. Мысленно он был уже в дороге – решил ехать пусть по опасному, но наиболее короткому пути: через Воронеж и далее до турецкого Азова, а там морем до Стамбула и Афин.
