Рядом с Али сидел на высоком жеребце громадный воин с лицом, солидно испорченным оспой. Из-под разорванного на груди халата, была видна мощная грудь, с многочисленными шрамами от сабельных ударов.
– Не смотри так на этот обоз, Рахман, – строго произнес Али по-татарски. – Эти люди дальше поедут под нашей охраной.
– Но у них есть кое-что в возах и карманах. Мы все можем взять себе, господин.
– С каких пор ты стал отдавать приказы, Рахман? До сих пор это всегда делал я.
– Я только спросил, мой господин. Будет, так как ты скажешь! Но перед нами неверные и идет война. А разве на войне не работает право сильного? Ты сам столько раз говорил нам это, когда мы нападали на татарские чамбулы и отбирали у них ясыр.
– Право сильного есть всегда и везде. Но только не сейчас. И знаешь почему?
– Нет, господин. Может быть, ты скажешь мне? – воин посмотрел на мурзу.
– Скажу. Кроме права сильного есть еще и закон повиновения. И если бы не этот закон, ты Рахман, уже много раз бы был мертв, и птицы склевали бы твою дурную голову. Эта голова, совсем не дорого стоит. В ней мало мозгов! Предупреди всех наших людей, что, если хоть волос упадет с головы одного из этих поляков, им не поздоровится. Понял?
–Да, господин.
Сразу было видно, что Али здесь боятся, и он приказов дважды не повторяет. Сотня конных воинов помимо большого обоза гнала в Крым более 300 пленников, захваченных на просторах Украины. Кайсаки также иногда не брезговали работорговлей, хотя они были совсем не такими, как настоящие татары.
Для тех брать ясыр – значит жить и кормить своих жен. Если татарин не станет воевать – то, что же он будет делать? Война дает рабов. А рабы приносят деньги, на которые покупают шелка, украшения, благовония, оружие.
Кайсаки же в основном не брали ясыр, но рубили всех, подчистую не жалея ни женщин, ни стариков, ни детей. Они насиловали и жгли, пытали свои жертвы. Многих удивляла эта тупая и бессмысленная жестокость. После себя они оставляли поруганные трупы и сожженные дома.
При виде обоза, в глазах многих кайсаков засветились недобрые огоньки, но Рахман быстро успокоил свое воинство…
***
Али велел полякам пристраивать свои возы к его обозу и ни про что не волноваться. После этого он отъехал от них. Дворянин Ржев, который стал паном Станиславом Ромом, осмотрелся и подозвал к себе Федора Мятелева, ставшего паном Анжеем.
– Видал? – тихо спросил он. – Опасный человек этот Али.
– Осторожный. Скажи мы кому, что мы только что говорили с ним на хорошем русском языке, нас на смех поднимут, и скажут, что мы все выдумываем.
– На смех? На колья посадят! Если он сумел подчинить себе кайсацкую вольницу – то он великий человек. Ты рожи его всадников видал?
– Словно черти из преисподней. Чисто бесовские морды. Особенно вот тот высокий с сабельными шрамами на груди. Такой мать родную зарежет и даже не вздрогнет. У нас на Москве плачи и то не столь звероподобны. Ей-ей не вру.
– Кайсаки! Я про них слышал, – проговорил Ржев.
– Да и я слыхал. Мало кто жив остаётся после встречи с такими в степи. При захвате деревни режут всех и баб насильничают, а затем убивают. Это не простые ордынцы.
– Но у них много пленных! Посмотри! Значит, не всех убивают? – спросил дворянин.
– Может и не всех, пан Станислав. Но это заслуга нашего Али.
Василий Ржев понял, что Али подчинил себе отряд кайсаков не просто так. Если его раскроют, то благодаря им, он сможет сбежать из Крыма. Это не татары и им на повеление хана и мурз начхать. Им все одно, чей Али агент: московского царя, польского короля, или султана в Стамбуле.
