– Вах, Дмитрий-джан, какой хороший вещь, – осторожно пролепетал маркитант. – Жаль только, испорченный.
– Это у тебя ухо испорчено, – горестно сокрушаясь от человеческой глупости и алчности, заметил Будищев. – А если ты меня еще раз попытаешься кинуть, я тебе еще и нос испорчу. А если и это не поможет, вообще в пустыне прикопаю. Ты подумай хорошенько, сколько она стоит, и хочешь ли ты еще такие же хорошие вещи. А я завтра вечером зайду… и не дай бог, у тебя опять шашлык кончится!
Нагнав на маркитанта страха, грозный кондуктор вернулся к своей палатке, где застал стреноженных коней, мирно хрупающих овес из мешков на мордах. Завершал эту идиллическую картину кипящий на костре чайник и мирно спящий рядом с ним Федор. Судя по всему, верный оруженосец, сделав все ему порученное, присел на минутку и тут же от усталости провалился в сон.
– Вставай, – легонько пихнул его Дмитрий.
– А! – испуганно подскочил Шматов, спросонья не зная, за что хвататься. То ли за револьвер, то ли за работу.
– На вот, пожуй, – скупо улыбнулся приятель, сунув ему в руки импровизированный бутерброд.
Черствая лепешка и сухая колбаса. Что может быть вкуснее для изголодавшихся за день двух молодых мужчин? А если запивать это свежезаваренным чаем, то окружающая действительность сразу же становится ярче, а жизнь наполняет смысл!
– Ты чего меня сразу не разбудил? – больше по привычке, нежели всерьез возмущаясь, пробубнил Федька и осторожно, двумя пальцами выудил из стоящей рядом глиняной плошки кусок мелко наколотого сахара.
После чего положил его в рот и смачно отхлебнул горячий напиток. Блаженное выражение, мгновенно появившееся на его простецкой физиономии, было трудно описать словами.
– Как ты его такой горячий пьешь? – усмехнулся Дмитрий, помешивая в своем стакане ложечкой.
Чай кондуктор пил только сладкий, чем немало удивлял окружающих, но это было практически единственным мотовством, которое он себе позволял до сих пор. Поэтому принесенный им полный хурджин всякой снеди вызвал немалое удивление у скуповатого Шматова. Но, поскольку продукты уже приобретены, ему ничего не оставалось, как, смирившись с тратами, яростно вцепиться в поданный кусок.
– Сыр есть надо, а рыбины в банках и печенье на потом оставим! – решил он, утолив первый голод. – Мало ли, офицеры какие или господа в гости пожалуют, а их и угостить нечем.
– Жуй давай, – отмахнулся Будищев. – Давно спать пора, а то завтра начальство какую-нибудь новую хрень придумает.
– Это уж как водится, – пробурчал с набитым ртом парень, продолжая исправно работать челюстями.
С самого раннего утра в Бами начинается суета, выражающаяся главным образом в том, что по улицам, петляющим между кибитками и палатками солдат и офицеров, беспрерывно с озабоченным видом снуют туда-сюда офицеры штаба. Бог весть, каким важным делом они занимаются, какие неотложные задачи, стоявшие перед русскими войсками в этой забытой всевышним и людьми местности, решают, но со стороны кажется, что эти важные господа по меньшей мере спасают мир.
Между тем жизнь в военном лагере продолжалась своим чередом. Подходили все новые и новые части, подвозили разного рода припасы, какие только могли пригодиться в походе. От всего этого бывшая текинская крепость все более походила на Вавилон в пору постройки башни, но это только на первый взгляд. Прибывшим солдатам определяли место для постоя, грузы отправлялись на склад, праздным до сей поры людям находилось дело.
