Стреляйтесь сами, Мазепа - страница 3



Какую затею, Палестин так и не понял. Равнодушно позёвывая, изменившимся, однако, голосом спросил: – Господин управляющий, а где злодеев отравой снабжают? Не у Сенной ли площади случайно?

– Другого вопроса я и не ждал. Возьмите, – Цезарь Юльевич положил на стол несколько ассигнаций, – Провизора зовут Арон Самойлович. На улице Сибирской его знают все. Но, мой вам совет: сходите лучше в Чёрную слободу. Именно. В магазинах-то оружием нынче не торгуют. Запрет-с. А ловкачи да барышники за милую душу предложат вам игрушку менее опасную и более надёжную, чем гремучая смесь. Слышал я про одного такого дельца. Болдырем, кажется, зовут. Вот его и найдите. А про разговор наш забудьте. Не было его.


* * * *


Около двенадцати часов пополудни из 24-го номера гостиницы «Ямская» вышел человек сразу и не скажешь какого возраста. Запахивая на ходу крашенную крушиной шерстяную шинель на меховом подкладе, он неспешно спустился лестницей в нижний этаж. Там к нему сразу прилепился прилизанный коридорный, ловко подхватил протянутый ключ, шепнул угодливо, что «экипаж их давно дожидается», и кинулся, опережая, к входной двери. Отъезжающий, наткнувшись взглядом на собачьи преданные глаза служителя, гадливо махнул перчаткой: «Не мешай». И лакей сник, обидчиво шмыгнул носом.

Выйдя на крыльцо гостиницы, господин в шинели обозрел поданную ему «карету» – узкие сани с верхом, возницу, согнувшегося на козлах почти у самого крупа саврасого мерина, и воскликнул недовольно:

– Поедем далеко, а ты одет с прорехами.

– Мы привычные, – даже не обернулся кучер.

– Ты меня не понял: поедем очень далеко, – повысил голос подошедший.

– Так што, впервой што ли?

– Ну, гляди, – усмехнулся господин, назвал место, куда надо ехать и забрался в холодное чрево возка.

За городом, бойко проскочив пару вёрст печально известным каторжанским трактом, влетели в рыхлую осыпь малоезженой просеки. Лошадь начала всхрапывать, увязая в снежном крошеве.

Вознице ударами кнута и глухой бранью какое-то время удавалось заставлять её тащить сани, но скоро он и сам обессилел, натянул вожжи.

– Спите? – обернул потное, широкоскулое лицо к седоку, – Вертаться надо. Здеся, однако, ночами волки хороводы водят. Не отобьёмся.

Господин вылез из возка, покачал головой:

– Н-да, а в имение мне позарез как нужно. Есть туда другая дорога?

– По реке можно, однако. Но от неё всё равно никак. Страсть как снегу много. И сейчас, гляди, – мужик поднял кнутовище вверх, – Метель идёт. Вертаться надо, ваш благородиё, страшно.

– Хорошо. Выбираемся на тракт. Оттуда попробуешь рекой к Царской засеке выехать, а там я пешком дойду.

– Не буду ходить туда, господин офицер, лошадку жалко.

– Дурак, три рубля плачу, экие для тебя деньжищи!

Чёрные створки рта кучера дрогнули в заиндевелой бороде, по щеке скользнула слеза:

– Не невольте, барин, детки у меня, помёрзнем здеся до смерти.

– Становись к запяткам и рви сани сзади, я с уздой сам управлюсь, – зашипел господин и сунул под кушак возницы дуло тяжёлого «Смит и Вессон».

Небо на глазах темнело, крылось седыми космами, нижние концы которых уже цеплялись за верхушки елей. Стал постанывать лес.

«Наддай!» – зычно разносилось по округе. «Шайтан тебя раздери», – шепталось за кибиткой.

– Раскачивай, раскачивай! – орал встрёпанный, потерявший фуражку седок, – Влево, влево выдёргивай. Стой! Теперь вправо давай!

Отдохнув, начинали снова. Матерились, скрежетали зубами. И били, били измотанную лошадь. Мужик заплакал, когда в снежной замяти выяснились вдруг сбившиеся табором сани. Знал по опыту: направляющийся в город обоз, опасаясь быть разорванным метелью, станет здесь на ночёвку. Вон, и костры уже дымят, люди снуют. Повезло, кажется.