Утро. Светло. Вася встает. Жена смотрит на него с ненавистью.
– Ты чё?
– Сам знаешь.
– Что я знаю? Кончай.
– Нет.
– Ну!
– Я сказала «нет», – говорит она железным голосом. Она смотрит на Васину грудь, на которой на гайтане крестик. – Ты же обещал!
– Что обещал?
– Снять.
– А, ты опять за свое! Ну перестань. Ну выкинь ты эту дурь из головы.
– Нет. Все.
– Что все?! Ёб твою мать, ну что все? Какого хера? Ну прекрати же ты! – Он орет, он страшен со злым лицом, он растрепанный и похмельный. Она встает с кровати, мелькнув голым телом, и хочет выйти из комнаты. Вася вдохновился и ухватил ее за талию. Она отталкивает его руку. Он тянет ее к себе все равно. У нее спокойное ровное лицо. Она стоит голая равнодушно и говорит:
– Все. Уходи. Иди в душ, а я тебе пока соберу вещи.
– Послушай. Ты сошла с ума. Дура! Дура! Все, забудь это, и все – будем жить, как раньше. Ты же нормальная баба. У тебя все в порядке, все при тебе. Давай, а?
– Нет. Не-ет. Уходи сразу, а то хуже будет.
– Ты что, отравишь меня, ведьма? Или задушишь во сне?
– Потом узнаешь. Если не уйдешь по-хорошему.
– Я люблю тебя.
– Это не смешно.
– Я люблю тебя.
– Пошел на хуй… – После паузы: – И пленки свои забери. А то прям на голову сыплются.
Через десять минут Вася с теми же самими здоровенными сумками, с которыми он вчера прилетел, и еще у него чемоданчик с пленками, с его архивами, стоит на улице под домом и смотрит вверх на свои окна. Потом отворачивается, смотрит на дорогу и чешет затылок: куда б поехать? Он достает блокнот и начинает листать. Там телефоны: Маша, Нина, Вероника, Анжела и прочее в таком духе. Ясно, что сейчас не время к ним ехать, не та ситуация. Тем более что – это становится ясно после того, как Вася распахивает бумажник и видит там пару скупых банкнот, – и денег-то нету. Возле Васи останавливается «жигуль», открывается дверь, и шофер вопросительно смотрит на Васю:
– Куда ехать?
Вася машет рукой, «жигуль» уезжает. Вася с кошелками плетется к метро. Какая-нибудь «Петровско-Разумовская», с ларьками, и оптовым рынком, и грязными «Газелями».
Он подходит к станции, стоит в очереди за билетом, потом спускается вниз… С ним рядом на эскалаторе едут две собаки, черная и бежевая.
– Чё это они тут делают? – спросил Вася недовольным голосом непонятно кого.
– А они уже давно ездят в метро. Сами по себе. Научились как-то! Может, раньше они жили с хозяевами и катались, а после их выгнали из дома, и они по старой памяти… – объясняет дедушка-попутчик. – В газетах пишут, что таких много уже. Умные, что ли, такие.
– А куда ж они едут? Куда им ездить? Зачем?
– А кто их знает. Вы же едете куда-то, вот и они.
– Насчет меня… Я, кстати, сам непонятно куда еду. Я не очень хорошо себе представляю, куда дальше. Наездился я чего-то…
Вася выходит из вагона, плетется по платформе, после поднимается наверх и скоро сидит на кухне в холостяцкой квартире своего дружка Доктора. Они садятся пить водку, даром что время утреннее, на столе все те же салаты – оливье, корейская морковка, селедка под шубой и нарезка из брауншвейгской колбасы.
– Ну, за все хорошее! – Звенит стекло рюмок, они опрокидывают их. После, не закусывая, сидят молча. Каждый думает о своем. Доктор молчит, он не торопится с расспросами. И так проходит какое-то время. Наконец Вася доходит до кондиции и начинает рассказывать. Это все показывается.
Вася, значит, едет однажды в метро, с кофром, с фотокамерой на шее – понятно, кто он такой. Двое пассажиров, он и она, симпатичные, солидные – непонятно даже, как они попали в метро, – смотрят на него и шепчутся. После он подходит к Васе, подсаживается и говорит:
