Потом мне очень хотелось спать, но Дорси спросила:
– Есть желание принять со мной душ?
Желание откуда-то возникло, и в душе я ещё раз кончил, теперь уже на её восхитительную грудь.
Потом мы пили кофе у неё на кухне, я, с разрешения Дорси, курил, и она вдруг спросила:
– Можно поговорить с тобой серьёзно?
Я напрягся.
– Конечно…
– Я думаю, быть моделью не так просто, как кажется. Наверное, нужно иметь что-то особенное… не во внешности, а внутри. Я к тому, что… секс был клёвый, но секс – это просто секс, он сам по себе. А я на самом деле хочу быть моделью.
Я с удивлением заметил, что она волнуется.
– Просто хочу понять: смогу или нет? Все говорят, что ты отличный художник и славный парень. Я думаю, ты скажешь честно. Как по-твоему, я смогу?
Я прокашлялся.
– Что ж, если тебе нужен серьёзный ответ…
– Только серьёзный!
– О’кей.
Мои пальцы потянулись к пачке, но взять новую сигарету не успели, потому что я начал говорить, и руки привычно разбежались по своим замысловатым орбитам. Кажется, творческий процесс – это единственная ситуация, в которой я способен полностью контролировать свои верхние конечности…
– Секрет модели – не в самой модели. Произведение искусства присутствует в художнике изначально. Я сравнил бы это с незапланированной беременностью. Художник не может понять, что его тревожит, что давит изнутри. И однажды, если он не совсем невезуч, происходит совпадение. Бах! – и совпадает то, что ты видишь глазами, и то, что чувствуешь сердцем. То, на что ты смотришь в этот момент, или тот, на кого смотришь, и есть твоя модель.
По сути, я рассказывал о том, как творил Кетхуму. Миг у Азйека Мортона, когда я увидел рисунки Освальда Грея, и стал мигом – бах! – совпадения.
Дорси слушала меня внимательно, даже губу закусила.
– Вот как… Знаешь, а мне всегда казалось, что настоящий художник творит другим способом… Нет, не подумай, Смоки Рэй, будто я тебя не считаю настоящим! Просто…
– Дорси, не мямли. Договаривай.
– Мне казалось, художник внимательно смотрит по сторонам, и однажды замечает в окружающем что-то… О, наверное, мне не стоит об этом говорить. Я ведь совсем не разбираюсь в искусстве.
– Не принижай себя, Дорси. Я понял, что ты хочешь сказать. Так вот, открою секрет: у каждого художника свой метод. Есть те, которые ищут вдохновения вокруг себя. Но я – первый тип. Когда наступает пора, хожу беременный своими идеями…
– И я не похожа ни на одну из твоих идей? – Дорси улыбнулась. – Что ж, я не в претензии. Может быть, мне когда-нибудь повезёт, и я встречу своего художника.
Несмотря на бодрый тон, я понял, что ей всё-таки обидно.
– Эй, не надо делать поспешных выводов! Пока мне попросту некогда было присматриваться к тебе.
– Ну, если для этого нужно время… Я не против, разрешаю присмотреться. А сейчас пошли спать…
Как ни странно, я долго не мог уснуть. Дорси меня удивила. Девочка из «Сладкого местечка», которая протирает столики, вытряхивает пепельницы, разносит пиво и собирает львиную долю сальных улыбок, вызванных танцем стриптизёрш, оказалась непростой натурой. Её представление о том, как работает художник, на самом деле относится к ней самой. Это она жадно всматривается в окружающее, поглощая без разбора людей, разговоры, фильмы – в действительности она ищет что-то особенное в себе.
Глава 4.
Наутро меня разбудили голоса.
– Дорси, я всегда была далека от того, чтобы учить тебя жизни, но, видимо, придётся изменить этому правилу. Что ты в нём нашла?
