Струны - страница 11



В школу Дуглас прибыл незадолго до начала занятий. К счастью, он знал, что сегодня не пересечется с Майером, это не могло не радовать. Эндрю был значительно моложе него, он пользовался успехом в кругу преподавателей и преподавательниц благодаря своей театральной манере общения и обаятельной внешности. Дуглас редко бывал в учительской, даже несмотря на то, что у него не было личного кабинета. Учительская слишком часто становилась эпицентром сплетен, и, к сожалению, он зачастую был их предметом.

Безусловно, были те, кто уважал его и ценил, кто даже сочувствовал ему. Но были и те, кто его осуждал и смотрел на него, как на второй сорт. Хотя с тех пор прошло почти десять лет, память – вещь беспощадная. Светлая так быстро стирается. А темная так долго живет в умах людей. Ему не могли забыть, что он многим сорвал выпускную подготовку к экзаменам, просто перестав показываться на занятиях, пропуская их. Его трагедию приняли с должным пониманием и дали ему отгулы на неделю, чтобы все уладить и восстановиться. Однако когда он ушел в глубокую депрессию, сопровождавшуюся не менее глубоким запоем, его не поддержал почти никто. Семьи, с которыми они дружили до смерти жены и сына, лишь единожды приехали навестить его, но он уже был в таком состоянии, что возвращаться к нему никто не хотел. Родственников у него в этом мире не было. Все, что у него было – это его работа и его семья. Семьи не стало. И работу он вскоре потерял. Работу, которую обожал.

Он был директором этой школы. Вел историю старшим классам. Но родители старшеклассников написали на него жалобу – и Дугласа уволили. Он даже не сразу узнал об этом, лишь когда к нему пришел кто-то из профсостава, едва сообщив эту весть и удалившись. Дуглас упал на самое дно. Уже без алкоголя. Он не покидал квартиры, не заходил ни в спальню, ни в комнату сына. Его передвижения замыкались на круге гостиная-кухня-уборная. Изредка он выходил в ближайший магазин, чтобы купить еды. Но вскоре осознал, что на его карточке кончились деньги. Такая глупая мелочь мира людей, без которой невозможно выжить.

Тогда у него возникла эта мысль. Бросить все. Бросить эти попытки освоиться в мире людей, вернуться к своим корням. Он был Стражем этого мира. Стражем Перехода. Но какого черта? Он никогда не просил этой участи, никогда не хотел рождаться лишь для того, чтобы контролировать эту глупую дыру отрицательного давления. Зачем его забрали из того мира? Зачем бросили людям? Зачем от него отказались, разве не ужился бы он в мире охотников? Или хотя бы в мире демонов и вампиров? Он долго задавался этим вопросом. В определенный, самый тяжелый момент, Дуглас готов был забыть все – и броситься с головой в этот омут, пройти через Переход, вдохнуть воздух ТОГО мира, в котором он был рожден. Где он вырос. Где его воспитали. Но что-то остановило его в последний момент. Будто чья-то рука удержала его от этого поступка. Ту ночь Дуглас провел возле Перехода, круша помещение и не понимая, что творит. А на следующий день он вернулся в школу.

Ему пришлось просить. В том числе – просить нового директора позволить ему преподавать. Дугласу крайне повезло, их историк уходила в декретный отпуск, а впоследствии и вовсе отказалась от должности. И Дугласу поручили младшие классы. Сначала было тяжело, он привык к более взрослой аудитории. Но даже эта, казалось бы, трудность обратилась для него настоящим спасением. Дети источали такой свет, проявляли такой неподдельный интерес, что мужчина оживал с каждым занятием. Они лечили его. И он старался задерживаться в школе допоздна. Из-за отсутствия своего кабинета он всегда носил минимум личных вещей с собой, а после занятий зачастую уходил в библиотеку.