– Рабфак, Лев Сергеевич! Стипендия хорошая.
– Была, – отрезал высокий чин.
Стало еще тише, хотя тише вроде бы невозможно. Лев Сергеевич посмотрел на Сашу, слегка сдвинул брови…
– Лаврентьев? – полувопросительно-полуутвердительно сказал он.
– Так точно, – отрапортовал Саша.
Незваный гость еще немного помолчал, затем очень спокойно молвил:
– Значит, гуляй Москва, разговаривай Рассея. Так?
Мы уныло потупились.
– Значит, студенческие билеты в карманах ощутили?.. – в интонациях засквозил убийственный сарказм.
Кто-то виновато задышал.
– А что такое «волчий билет», слыхали? – тон вдруг сделался вкрадчивым.
Все как будто стали ниже ростом. Я не на шутку напрягся: а ну как и правда отчислят, еще толком не зачислив? Вот тебе и судьба, вот и предназначение… Сразу такой нокдаун! Неужто и правда испытание такое на излом?!
Мысли смешались в беспорядке, хотя я и понимал, что это сейчас плохо. Но «волчий билет» пробил ментальную защиту, мне вдруг захотелось брякнуть, что я даже про «желтый билет» знаю… но такую грубую дерзость я себе, конечно, не позволил.
Не знаю, что уж у меня было в этот миг с лицом, но Лев Сергеевич, почему-то остановил взгляд на мне. Смотрел секунд пять, и вдруг резко спросил, как выстрелил:
– Фамилия!
– Родионов! – как солдат в строю откликнулся я. – Василий!
– Хм… – промычал он, побродил взглядом и указал на початую бутылку водки:
– Формула!
– С2 Н5 ОН, – отрапортовал я.
– Хм, – повторил он уже иным тоном, еще пошарил взглядом и прояснился, увидав на висячей полочке пачку пищевой соды.
– А это?
– Nа H CO3, – был четкий ответ.
Теперь взгляд изменился. Лев Сергеевич смотрел на меня так, что я читал в его глазах одобрение, хотя вроде бы никак он его не проявлял.
– Кондратьич, – повернулся он к подчиненному – а второй, кстати, так и маячил безмолвно за дверным проемом.
– Да? – тут же встрепенулся Кондратьич.
– Спиртное конфисковать. Продукты оставить населению. Холодильник есть?
– У меня есть, – поспешно откликнулся Толян. – В четыреста десятой.
– Тогда ладно. Только в железных банках продукты не оставлять.
– Да это ясно… – осмелился сказать Саша.
Босс как будто этого не услышал.
– Кондратьич, Гена, – велел он свите, – забирайте водку. И пойдем на третий этаж. А эта великолепная семерка завтра в десять у меня.
И вышел.
Кондратьич засуетился:
– Гена, давай…
– Иван Кондратьич, – твердо сказал я. – Мы выпьем, что в стаканах, возражений нет?
– Да ты чо! – пугливо пшикнул тот, точно обжегся. – Вы лучше того… давайте по комнатам. И завтра смотрите, чтобы в десять в деканате быть!
– Это без вопросов, – заверил я. И не сдался: – А это что, опять в бутылку сливать, что ли? Смешно же! Мы выпьем, и все тихо-мирно.
Иван Кондратьевич замялся, даже оглянулся.
– Ладно, черт с вами! Только чтобы тихо.
– Слышь, Кондратьич, – заторопился Роман, – а нас не отчислят?
– Да ну! – тот махнул рукой. – Но штраф, конечно, выпишут.
– Как – штраф? – заметно огорчился Роман.
– Увидишь! – и прихватив обе бутылки, початую и полную, Кондратьич с Геной исчезли, захлопнув дверь.
Все невольно посмотрели на меня, как на старшего. Лишь Алексей набычился.
– Ну ты даешь, брат, – без зависти сказал Саша. – Как это ты так ловко?!
– В крайних ситуациях сообразительность обостряется, – я чуть улыбнулся.
– Да? А чо у меня ни хрена никогда не обостряется?.. – пробурчал Толик.
– Ладно! – решил Саша. – Давай по последней, да будем чай пить!
