– Подарок и есть.
И дальше я предпочел насчет подарка не распространяться.
Юрка понял, но счел нужным заключить:
– Ценный подарочек.
Подарок был, конечно, знатный. Мысль меня как-то сама перенесла в то время, когда мы с отцом оказались невольными заложниками ситуации, из которой выпутались, как считал отец, только чудом.
Помню, как вскоре после того, как излечил генеральскую дочь, её отец прислал за нами машину. Приняли как дорогих гостей. Нас с матушкой провели в комнату девушки, а отца генерал увел к себе в кабинет, куда их домработница Варя принесла закуску. Сидели они там долго. А на следующий день шофер генерала, Фаддея Семеновича, привез аккуратный сверток. Когда мы сняли шуршащую пергаментную бумагу, под ней оказались шахматы. Шахматная доска привлекала инкрустацией янтарем и малахитом, а шахматные фигуры из слоновой кости и черного дерева изображали войско. Король и королева – шах и шахиня, на боевом слоне – погонщик, на коне – арабский наездник, ладьи изображали крепостные башни, а пешки – индийских солдат со щитами и копьями. Отец с восторгом разглядывал фигуры, был смущен и не знал, как поступить с подарком. Вернуть, значило обидеть хозяина. И оставить неловко. Будет похоже, что Милу лечили из корысти. Отец тогда собирался поговорить с генералом или с его женой Кирой Валерьяновной. Поговорил или нет, мне неизвестно, но, в любом случае, шахматы остались у нас.
Вот такой это был подарок…
– Ну и как тебе компания? – вывел меня из задумчивости Юрка
– Да ничего. Хорошие ребята. А ты откуда знаешь, где я был?
– Сорока на хвосте принесла, – засмеялся Юрка. – Да все просто, – добавил он, заметив, что мне неприятна его осведомленность. Это отдавало каким-то мелкообыватель- ским душком сплетни. – Мне Олег Гончар сказал. Сам он на вашу тусу пойти не смог.
Юрка помолчал и спросил:
– А как тебе Маша Миронова?
– Хорошая девочка. А что? – покосился я на Юрку.
– Она мне нравится, – серьезно сказал Юрка. – Задружиться хочу.
– А чего ж ты не пошел к ним? У них там весело, – усмехнулся я, вспомнив «Чучу» на рентгеновском снимке.
– Я сказал, что мне Маша нравится, но не сказал, что нравится компания…
Мы вышли на Ленинскую, где жизнь, казалось, только начиналась.
– Вон Рэм хиляет с барухами8.
Рэм шел по другой стороне Ленинской с двумя стильными девушками. На ногах у Рэма красовались туфли «на манке9». Их носили стиляги. Только Рэм усовершенствовал свои: когда он ступал на асфальт, от подошвы исходил свет, когда поднимал ногу – свет гас.
– В подошву вставлены лампочки, а в кармане штанов или пиджака – батарейка. Когда он касается подошвой асфальта, цепь замыкается, и лампочка загорается, – пояснил Юрка, хотя принцип был прост и любому пацану понятен.
Мимо нас медленно проехала бежевая «Победа», набитая молодыми людьми. Они высовывались из открытых окон и шумно здоровались со знакомыми.
– Это известный придурок Витя Широков, – отрекомендовал владельца машины Юрка. – Машина папина. Папа приехал к нам на ПМЖ с Урала, где работал на Авиазаводе главным конструктором. Придурка—сына мать избаловала до ужаса, потому что отцу некогда было драть его ремнем. Когда Витьку забирают в милицию за хулиганство, отец отбирает у него ключи от машины, а мать, как курица-наседка бросается на защиту своего дитяти, упрекая мужа в черствости.
– Сядет, – заключил Юрка. – Недавно балбесы сняли колеса с «Победы» начальника треста очистки. Дело еле замяли. Колеса, конечно, вернули, хотя только этим, я думаю, дело не обошлось… Сядет, точно.
