— Хорошо, только помните: если что — моя смерть на вашей совести, — обиженно произнесла я.
— Конечно, конечно, — радостно согласился он, наконец вынырнув из теневого укрытия.
Складывалось ощущение, что он уже готовился венок на мою могилу положить, чтобы больше к нему не приставала и не шантажировала. Идея с боевым факультетом мне совсем разонравилась, но, похоже, выбора не оставалось, ведь свою часть договора он выполняет.
Он протянул мне бумагу на которой крупными буквами было написано: «Направление». Видимо, подготовил его еще до моего прихода. Ну точно: всю ночь этим занимался!
— И что мне с этим делать? — я повертела лист в руках, но, кроме моего имени и названия факультета, другой информации не нашла.
— Идите в корпус боевиков, там найдете коменданта, у него все и узнаете, — пожал плечами мужчина.
Он свои обязательства выполнил и больше не желал даже пальцем шевелить ради меня.
Ладно! Справлюсь, где наша не пропадала! Придется все искать самой. Наверное, глупо сейчас его еще о чем-то спрашивать, может же и к самому ректору в профилактических целях отправить.
Вышла из административного здания прямо в парк, присела на скамейку в отдалении и стала наблюдать за студентами, это тоже было немаловажной частью работы. Внезапно почувствовала, как кто-то трется о мои ноги, опустила глаза вниз и увидела, что облезлый блохастый кот пытается чесать спину. Я дернула этой самой ногой, прогоняя нахала, но он и не собирался меня покидать.
— Кыш отсюда! — не выдержала и топнула.
Внезапно кошара развернулся, встал на задние лапы, морда будто нахмурилась, и он человеческим голосом проговорил:
— Ну, тебе жалко что ли, что я об тебя спинку почешу?
Я чуть со скамейки не грохнулась от таких речей. Надо же, в этой академии даже коты говорящие, причем несильно любезные.
— Ты сначала в порядок себя приведи и от блох избавься, а потом трись о приличных студенток, — брезгливо ответила я так, будто каждый день на улицах встречала говорящих котов.
— Ну знаешь ли, приличных студенток тут еще поискать надо, в поле зрения их точно не наблюдается, — не остался в долгу вредный кошара.
— Вот хам! — возмутилась я.
— Бедная перезревшая сиротка! — хохотнул он и встал на задние лапы. — Ты это, девочка, повежливее с обитателями университета, а то неровен час себе на голову наживешь кучу неприятностей! — затем снова опустился на землю, мотнул хвостом и отчалил, как корабль от пристани: медленно и величественно.
— Эй, — крикнула я, внезапно. — Может, подскажешь, где тут общежитие боевиков?
Кот застыл, а затем только голову ко мне повернул.
— Серьезно? А извиниться не хочешь? — возмутился он.
— Так это ты меня перезрелой сироткой назвал, — пожала я плечами.
— А ты меня блохастым котом, — парировал он.
— Так ты и есть блохастый, это не издевательство, а просто факт, — нагло, но я так привыкла действовать. Жизнь в Ахтунге в полном одиночестве, когда нет ни единого человека, на которого можно положиться, накладывает отпечаток.
— А ты перезрелая, пора бы тебе это признать, уже ни один нормальный мужик на тебя не посмотрит, — в ответ заявил он.
— Ты для меня открытия не совершил, и без тебя знаю, что век куковать одной, может, еще какие очевидные вещи сообщить хочешь?
Как ни странно, но слова кота задели некоторые струны очерствевшей души. Я прекрасно осознавала невеселое будущее, где даже свадьба со стариком мне не светила, может, только с очень страшным, глухим и слепым. Девушка, которой уже перевалило за двадцать пять, которая может ругаться, как портовый рабочий и для которой придержать язык за зубами — невыполнимая миссия, не может являться образцовой невестой. А прибавить к этим «достоинствам» еще и мое происхождение, отсутствие магии и внешность, то смело можно сказать, что возьмет меня замуж только вдовец с выводком из пятнадцати ребятишек, который еще и поколачивать меня будет за каждое не так сказанное слово. Но за такого я и сама не пойду. Для меня в приоритете две причины, по которым я могу добровольно лишиться свободы: деньги и любовь.
