Впрочем, Ариадна поторопилась сделать вывод насчет степенной Маши. На радостях от своего недавнего повышения Яковлева перебрала лишнего и начала совсем уж неприлично вешаться на Марка. Как ни странно, это сыграло на руку Ариадне.
Марк еле усадил Машу на стул, уговорив ее немного отдохнуть, и стал оглядываться в поисках возможности скрыться от назойливого внимания. Его взгляд наткнулся на стоявшую около стены Ариадну.
– А ты чего скучаешь? Пойдем танцевать.
Тут как раз закончилась одна песня и началась другая – медленная. Вот так с опозданием на десять лет сбылась мечта Ариадны – станцевать медляк с Марком. Она же ведь даже никогда его не касалась! А теперь обнимает. И он совсем близко… И она снова волнуется, как школьница.
– Слушай, пирожки офигенные. Жаль, что быстро закончились.
– А-а-а… спасибо. Я могу еще напечь.
– Прямо сейчас?
– Да нет… – Ариадна почувствовала, что краснеет. – Вообще. Ну если вдруг надо…
– Понял.
Песня была старая-старая, из их школьных времен.
Наверно, это мой рай –
Искать его отраженье
В предметах черного цвета
И слышать в голосе май…[4] И Ариадна плыла в музыке, в его руках, чувствуя, как теплые пальцы касаются голых лопаток.
И хорошо, что он не знает про такую, как я.
И что в мечтах моих ванильные снежинки – зима.
А под шагами босоногими метели и лед,
Он больше никогда из мыслей моих не уйдет.[5] Не дышалось и не виделось. Практически не верилось, хотелось уткнуться носом в грудь, в черную рубашку, но… нельзя… и…
… И песня закончилась.
А Марка тут же подхватил Пашка Фирсов, который на «Феррари» и который все же принял виски, сказав, что уже договорился с другом, тот подъедет и отвезет его домой. «Он даже обрадовался, потому что порулит на такой красотке». Сказал, довольно хохотнул, а потом вцепился в Марка.
– Короче, у меня чумовая идея совместного бизнеса родилась.
– Давай потом, – попытался протестовать Марк.
– Не-не, потом я забуду. Дело точняк. Короче…
И Марк исчез. Будто его и не было. И танца не было тоже…
Только Маша Яковлева спала на стуле, свесив голову на грудь. Совсем не степенно спала. Даже чуть не упала – ее вовремя поймал Влад Каменский. Потом Алиса очень шумно и демонстративно засобиралась домой – дома же ждут муж и три ребенка. Марк все никак не появлялся, и Ариадна поняла, что ей, пожалуй, тоже пора.
А голые лопатки помнили прикосновение теплых пальцев.
И мне не стыдно закричать о том, что это любовь,
Его слова за три минуты так прожгли мою кровь.
Я продолжаю повторять себе, что все хорошо…[6] Ужин с Олегом Шевцовым в выходные отменился. Он позвонил, сказал, что из-за старой травмы оказался в больнице, извинился и заверил – предложение остается в силе, просто переносится на более поздний срок.
Полине хотелось узнать, что случилось и не нужна ли помощь, но профессор говорил так подчеркнуто бодро и даже по-командирски, что она не решилась лезть с расспросами. Все-таки они не близкие знакомые. Они друг другу… почти коллеги, и то не совсем.
– Выздоравливайте, – пожелала она.
– Непременно, – пообещал он.
А потом был долгий разговор с Нонной, которая сходила с ума от первой и, конечно, огромной любви сына.
– Эта девчонка добьется того, что он бросит школу! – причитала в трубку подруга.
– Ну погоди, еще осень, может, они вообще через месяц рассорятся. Он же ходит к репетиторам? – успокаивала Нонну Полина.
А у самой вчера сын не пришел ночевать. Прислал в полночь сообщение: «Я сегодня у себя», и на этом все.
