Декарт отдаёт предпочтение в осуществлении познания разуму. Тем не менее, мыслитель говорит о том, что способы, которыми организован мир и вещи в нём (аименнових прояснении состоят вопросы познания как преимущественного отношения Я к миру), мы можем познать лишь в согласии с опытом30. Этот опыт не следует понимать как просто «внешний» чувственный опыт, возникающий как «факт» столкновения Я с вещами. По сути, опыт этот динамичен в силу утверждения самостоятельности разума и может быть только «внутренним» опытом мышления, в котором и проявляет себя субъект-активность. Сами по себе «наши чувства не передают нам природу вещей, а лишь научают нас тому, чем они нам могут быть полезны или вредны»31, поэтому исходящую изнутри души познавательную активность, данную нам Богом, необходимо развернуть как внутренний опыт осмысления мира, в становлении своего Я по отношению к нему.
Обращаясь к концепции И. Канта в свете идеи приспособления, можно предположить, что «угроза небытия» возникает для него уже вовсе не в форме непонятности и неопределённости Я, но в виде ощущения тотальной ограниченности, установленное™ пределов нашего бытия. Таким образом, представляется, что онтологическая интуиция Канта основывается на ощущении того, что уже нечто дано «до» того или иного действия. Артикулируя это ощущение, можно обозначить кантовскую интуицию как интуицию априорного, то есть того, что нечто уже есть в онтологической ситуации до любого опыта.
Онтологический вопрос, лежащий в основании концепции Канта, формулируется следующим образом: «как возможно познание наряду со свободой?». В мире Я наталкивается на свою граничность с «вещами в себе», реальность которых ему абсолютно недоступна. Соответственно, познание ограничено сферой явлений, которые представляют собой как бы «эффекты», испытываемые Я со стороны вещей в себе. Знание «относится только к явлениям, а вещи в себе остаются непознанными нами, хотя и действительными сами по себе»32, – полагает Кант. Тем самым мыслитель не отрицает существования «внешнего мира», однако переносит внимание целиком в основания сферы Я, хотя и признаёт, что «явление не существует без чего бы то ни было, что является»33. При этом не стоит полагать, что явление – это чистая видимость или продукт человеческой деятельности. Оно как раз представляет собой «второй полюс», отношение познания к которому и выстраивает Я. Кант осуществляет «коперниканский переворот», утверждая, что «предметы (как объекты чувств) согласуются со свойствами нашей способности представления»34, а не наоборот. В этом и выражается ощущаемая мыслителем онтологическая интуиция априорного: коль скоро заданы некие пределы, то предметы, о которых Я в силу некой данности в бытии сможет выстраивать своё представление, должны быть изначально соразмерны способу построения этих представлений. Таким образом, познание становится возможным в сфере явлений, поскольку свои представления о мире Я может строить на основании изначального соответствия предметов познания априорным свойствам сознания. Опыт согласуется с нашими представлениями и устанавливаемыми нами принципами, поскольку изначально до опыта уже есть условия этого согласования.
Утвердив благодаря интуиции априорного в «Критике чистого разума» то, что познание принципиально возможно, Кант переходит к разворачиванию своего способа бытия. На вопрос «как возможно познание?» он отвечает: на основании чистого разума. Декарт впервые использует выражение «чистый разум», подразумевая под ним «мыслящую субстанцию» нашего Я. И теперь
