В углу, прислонённые к каменной кладке, лежали ржавые, затянутые паутиной доспехи рыцаря. Со шлема свисало погнутое забрало, держась лишь на одной позеленевшей заклёпке. Правой перчатки не было вовсе, а левая валялась у ног рыцаря.
– Доспехи рыцаря! Рыцарь, тот самый рыцарь!.. – захлопала в ладоши Люси.
– Какой?
– Надин рассказывала печальную историю о рыцаре и его невесте.
– Так тот ушел! А этот, скорее всего, другой… заехал к красотке, да так хорошо заехал, что здесь и остался! – загоготал Жан.
Ему жутковато завторило эхо. Люси вздрогнула.
– Мне кажется, что эти стены хранят страшные тайны! – прошептала Люси, широко раскрывая и без того огромные глаза.
– Ещё какие! – потянул Жан, заглядывая в пустое забрало рыцаря, и, выдержав в гнетущей тишине долгую паузу, мрачно прошептал: – И к этим ужасным тайнам прибавится ещё одна!..
Он повернулся и, глядя на нее, яростно сорвал с себя рубашку, расставил ручищи, сверкнул во мраке влажным глазом и задышал прерывисто… Он смотрел на неё как-то уж очень дико и яростно… Люси радостно взвизгнула. А Жан, схватив ее, сдавил в объятиях и поволок вглубь подвала, смёл с пыльного стола всё, что на нём находилось, бросил на него Люси, и, рыча, как дикое животное, принялся сдирать с нее одежду…
О, это было дикое, дикое животное! Не успела она даже охнуть, как он с рыком вошёл в неё… Она зацарапала ноготками его влажную спину, оставляя на ней красные полоски. Мурлыкала, рычала, как львица. А он, подхватывая ее мурчание рыком льва, доводил её до сладострастных обмороков. Люси извивалась, замирала, смеялась от счастья! Эхо тоже веселилось! И всё поглощающий жар разливался по их телам…
Сладостные стоны переходят в рев и возвращаются страшным эхом – дрожат стойки с шампанским, дрожат бутылки, и подвал наполняется всё нарастающим гулом… Стоны влюбленных сливаются в сладострастном крике, и эти звуки уже подхватываются и усиливаются мощным эхом – весь подвал сотрясают звуки страсти, вековое шампанское не выдерживает – и взрывается салютом… пш-ш-ш-ш!..
Сусанна
Сусанна проиграла и трусики! Пришлось снимать. А этого, как думается, ей делать не хотелось, к тому же к одной беде добавилась другая. Она чувствовала, как карлик похотливо сверлил её глазами. (Но женщин понять сложно! Очень сложно! Логика в поступках отсутствует!) Сусанна долго не решалась… но вдруг, привстав с дивана, она стала нарочито медленно снимать трусики… Вероятно, чтобы самой насладиться необычным зрелищем – карлик млел от её наготы.
Сусанне не хотелось быть с Патриком. С ним бы она не вкусила страсти – он был мертвецки пьян. Жан пропал с Люси, похоронив тем самым её розовые мечты о счастье. А тело требовало!
– А что? Это как-то даже интересно, экзотично! – мелькнуло в её возбуждённом мозгу.
И Сусанна, смотря на карлика как удав на кролика, медленно провела по себе рукой, направляясь все ниже… и ниже… Карлик не выдержал – зажмурился, сдавленно простонал…
– Ну… – требовательно пригласила она.
Но, наверное, это приглашение уже было излишним – карлик полз к ней на коленях, глотая вожделенные слюни и протягивая к Сусанне маленькие ручки…
Мари и Рауль
Мари и Рауль, побродив по замку, наткнулись на великолепную спальню, с фресками и картинами, с огромной кроватью под тяжелым пыльным балдахином.
Старинная кровать со скрипами и вздохами приняла молодые тела, а потом долго ещё скрипела под ними…
