Сублимация любви - страница 3

Дорический ордер, можно сказать, мужественная строгость – колонны, как солдаты, без изысков, такие ровненькие столбики.

Ионический ордер с точки зрения пропорций уже более утончен: колонны становятся тоньше, капители завершаются специфическими завитками – волютами. Ионические колонны словно изящные, вытянутые ввысь женские фигурки с маленькими головками.

А вот коринфский ордер – это подчёркнутая роскошь в камне. Для коринфских колонн характерна пышно украшенная капитель с короткими завитками, как бы выходящими из орнаментальных листьев аканта. Очень красиво!

Важное место в архитектуре греческих храмов было отведено и скульптуре.

В понимании греков, красота – это пропорции и гармония. И красоте эллины не просто поклонялись, они её боготворили! По их философским убеждениям, красивое не может быть порочным, а в совершенном теле только совершенный дух!

К женщинам же у греков, можно сказать, стопроцентный мужской подход: Гетеры – для услады духа! Порнаи[1] – для плоти! Жёны – для продолжения рода!

Философ Платон и его друг скульптор Пракситель шли по залитой солнцем мостовой, ведущей к Парфенону. Платон тяжело ступал, тяжело дышал, пухленькой ручкой прикрывал глаза от ярких лучей солнца. На его одутловатом лице сияла улыбка.

Пракситель, заложив руки за спину, шёл, низко склонив голову, словно что-то искал среди камней под ногами. Его, как мастера, вот уже несколько дней мучало едкое чувство недовольства собой. Печальные мысли грызли его изнутри, терзая, разъедали сознание, мол, нет в его скульптурах жизни, красоты и совершенства.

Платон, видя уныние друга, попытался отвлечь его от нерадостных мыслей, сказал:

– Сегодня в Афинах праздник – Посейдоновы мистерии… может…

Пракситель, даже не дослушав, оборвал его на полуслове:

– Нет! Нет! Никаких мистерий! Не до них мне! Я должен работать!

– Ах да-да… я забыл, тебе же граждане острова Коса заплатили за скульптуру Афродиты!

– Да! Они оплатили паросский мрамор. Уже! Мрамор ждет меня… стоит под открытым небом… Время идёт, а я не могу подступиться к работе! У меня нет достойной натурщицы! Боюсь, боюсь испортить великолепный камень. Нет, Платон, сегодня я должен работать…

– Ну тогда, друг мой, поднимемся к Парфенону!

– Зачем? – удивился Пракситель.

– Увидев великолепные скульптуры Фидия, ты наполнишься красотой, дух твой воспрянет, ты вновь обретёшь силу творчества!

Пракситель уныло вздохнул:

– Я их уже видел! Нет, не найти мне там вдохновения! Оно ко мне приходит только в работе, хотя, возможно, ты прав… идём. Идём!

Они поднялись к храму. Пракситель, лишь мельком окинул взглядом величественный Парфенон, пошёл к противоположному краю холма, откуда открывался величественный вид на Афины. Там внизу среди олив темнели крыши домов, петляли залитые солнцем улочки. Оглянулся – Парфенон подобно белоснежной птице парил над прекрасным городом. Какая гармония! Какое совершенство!

Пракситель, вновь тяжело вздохнув, сказал:

– Нет. Не вижу я здесь вдохновения. Я хочу, чтобы мои работы были другими, а не как эти, – и он удручённо указал на фронтон храма, где боги застыли в героических позах. – Они сражаются с гигантами и своей божественной красотой и силой славят величие Афин, но в них нет реальной жизни! Это же не люди! Боги! Где ты видел таких мужчин? Обычные люди другие – хилые, тощие, непропорциональные. Где такие совершенные мужские тела, а женские… где?