Субсистенциализм - страница 6

Но даже при очевидном бытии субсистенции она все равно однозначно встречается с обширнейшей критикой со стороны коллективного сознания. Быть среди сущностей и заявлять о том, что субсистируешь [благодаря самому себе], – значит отрицать в силу наивного заблуждения очевидное суждение, которое объединяет существование вместе с другими, существование благодаря этим самым другим и существование других благодаря моему существованию. С другой стороны, быть самостоятельной личностью, по мнению наивного заблуждения, означает постоянно совершать выбор некоторого определенного сущего-среди-сущих, для того чтобы быть ответственным и за свой выбор и за эти самые сущие, которые подверглись выбору в соответствии с законами общежития. Между прочим, выбор здесь есть суть выбор рационально свободный, в котором рациональное суждение основано на знании фиктивной правильности. Здесь наивный рационализм заблудился до невозможности даже вообразить субъективный эгоизм при условии, что активность субъекта и есть форма фиктивной ответственности.

Б. Миронов в трехтомнике «Российская империя: от традиции к модерну» производит понятие «субсистенциальное» от английского subsistence – средства к существованию [Миронов 2015 III]. Так возникают субсистенциальное отношение крестьян к земле и собственности вообще, субсистенциальная (минималистическая) трудовая этика, субсистенциальная трудовая мораль, где труд не цель и смысл жизни, а средство добывания пропитания, а в христианских обществах труд как наказание за первородный грех. Субсистенциальная трудовая этика произошла из менталитета, присущего человеку традиционного общества. «Субсистенциализм народа, – пишет он, – являлся слабым местом российской экономики и создавал дополнительные социальные и экономические трудности для прозападной модернизации», поскольку субсистенциальное, понятое минималистически, в самом деле могло иметь целью лишь обеспечение простого выживания. В данном случае Subsistence выступает в качестве аналога прожиточного минимума.

Минималистическое понимание субсистенции в нашем смысле, конечно, отправляет во все пункты наших исторических манифестаций, где мы говорили о личном характере субсистенции. С другой стороны, книга Миронова подспудно показывает, что средства к существованию принадлежат структуре личного бытия, личности. Эти средства не разбросаны по миру, но являются тем, благодаря чему существует личность. Этим самостоятельным бытием «для-себя» (что очевидно) пока еще только должен обладать индивидуум, поскольку Subsistence – это и прожиточный минимум, который зависит теперь уже от внешних факторов. Здесь определение меры прожиточного минимума хотя и подразумевает право индивидуума на средства к существованию, все же должно сопровождаться обязательствами солидарности со стороны остального общества, потому что индивид рождается в обществе, которое уже существовало до него… и далее по известному сценарию.

Экономическая, общественная и социологическая интерпретации Subsistence впитали в себя практически все негативные значения, указанные выше. При этом субсистенция так и осталась нераскрытой, поскольку самому термину придали негативное значение «существования», что в некотором смысле неверно. Миронов употребляет значение прожиточный минимум к Subsistence, далее трансформирует его в средства к существованию, еще далее превращает в этический принцип, даже не анализируя катастрофическую пропасть развернувшегося посреди всех этих обозначений абсурда.