Под ночным звездным небом на опушке Черного Леса стоит одинокий дуб.
– Ты заслуживаешь дворца, – говорю я. Желтые нарциссы только начинают появляться из земли, напоминая о жизни и надежде. – Мягкую постель, покрытую мехами. Пуховые подушки, роскошные пиры и… Ты заслуживаешь гораздо большего, чем я могу тебе дать, Фрици.
Она грациозно садится на землю и дотрагивается до бледно-зеленого цветка, который еще не распустился. Тот оживает, желтой трубочкой тянется к луне, его лепестки мягкие, как паутинка.
Это дикая магия, которую Фрици скрывает от Совета и показывает только мне.
– Я ничего этого не хочу, – произносит она, поднимая глаза, и звездный свет падает на ее кожу. – Я хочу только тебя.
Я опускаюсь на колени перед ней, единственной богиней, которой поклоняюсь. За ее левым плечом я вижу черный дым костра и оранжевые блики, растворяющиеся в темноте. Справа Черный Лес, громадные деревья, полные волшебства и тайн.
Но этот луг наш. Эта ночь наша.
Отто целует меня, его губы мягкие, заботливые и полные нежной любви, в любую другую ночь я бы растворилась в его ласках. В любое другое время прикосновения его губ к моим было бы достаточно, чтобы заставить меня сдаться, и я бы отдалась его объятиям, позволив его телу заслонить остальной мир.
Но этим вечером я не хочу нежности. Я снова поднимаюсь на ноги, увлекая Отто за собой, и он подчиняется, в его глазах вспыхивает вопрос, прежде чем я заглушаю его слова, прижимаясь своими губами к его. Я ощущаю его вкус, сладость еды, которую он недавно ел, но сам он – вкус головокружения, который я никогда не смогу описать.
Спина Отто ударяется о дуб, и он удивленно охает, когда я двигаюсь к его шее, пробуя, исследуя, оттягивая ворот его туники, чтобы лизнуть плечо.
– Фрици, – выдыхает он и пытается оттолкнуть меня, вернуть себе контроль. – Я хочу, чтобы…
Я отстраняюсь, чтобы заглянуть ему в глаза. Не могу скрыть дрожь страха, слившуюся с желанием, так что показываю его Отто, страх, который движет мной уже давно.
Хольда сделала татуировку. Ради меня, ради него. Я вижу очертания дерева через ткань туники, и мне хочется верить, что теперь Отто будет в безопасности. По крайней мере в большей, чем прежде.
Но достаточно ли этого?
– Позволь сделать это для тебя, – шепчу ему. – Я хочу, чтобы тебе было хорошо сегодня.
Его глаза вспыхивают. Темнеют.
– Мне с тобой всегда хорошо, Liebste[7]. – Он заправляет прядь волос мне за ухо. – Но знаю, что сегодня тебе пришлось пережить многое. И завтра предстоит еще. И я хочу быть уверен, что о тебе заботятся…
Я заставляю его замолчать поцелуем. Не глубоким. Ничего не обещающим.
– А теперь помолчи, – шепчу ему в губы, – и прими то, что я тебе даю, Jäger[8].
Я не выдумываю то, как пылает взгляд Отто и как дрожат его губы в улыбке. Я хватаю его за запястья и прижимаю их к дереву по сторонам от его тела. Магия покалывает мои руки, и я приказываю лианам поползти вверх по стволу, чтобы обхватить ими Отто.
Но прежде чем они успевают хотя бы коснуться его, мои легкие сжимает спазм и я прерываю заклинание.
Мои запястья горят.
Они давно зажили, даже шрамов не осталось.
Но я все равно чувствую кандалы.
Когда я висела на них в комнате Дитера, а потом меня привязали к столбу. Его клейма жгли мне живот, бедро, ключицу, снова и снова, и…
Моя ладонь прижималась к груди Отто. Чернила и магия татуировки не клеймо, не ожог, не что-то навязанное ему – он выбрал это, он выбрал меня,
