Судьба Тирлинга - страница 42

И был еще Дайер. Жавель полагал, что Дайера отправили с ними, как охрану, ведь он был одним из лучших мечников в Королевской Страже. Но у него обнаружились и другие таланты: ему потребовалась всего пара дней, чтобы подцепить девчонку из Аукционного кабинета. С тех пор они встречались уже несколько раз, и с каждого свидания Дайер заявлялся со все более невыносимым видом человека, страдающего за свою Королеву и страну. Все трое изображали из себя купцов с юга, а Дайер к тому же демонстрировал сильнейший интерес к работорговле. Прошлым вечером девчонка должна была уже показать ему Аукционный кабинет, но, когда утром Жавель проснулся, Дайера еще не было. И теперь Жавелю оставалось только метаться туда-сюда перед окном. В Аукционных списках содержались сведения об имени, месте нахождения и происхождении каждого раба в Мортмине, ведь кабинет Гейна Брюссара работал не менее эффективно, чем Бюро Переписи Торна. Новость достигла Демина почти месяц назад: Арлен Торн мертв. Королева Глинн казнила его, и даже мортийцы единодушно считали эту смерть хорошей новостью. Но Жавелю новости о смерти Торна не принесла того удовлетворения, которое он, казалось, должен испытывать, – лишь чувство пустоты. Он мог бы поставить последнюю монету на то, что даже умирая, Торн был абсолютно уверен в своей правоте. А если он и раскаялся в последний момент, то в мире осталось еще немало таких Торнов.

– Ты снова мечешься, – заметил Гален. – Если не возьмешь себя в руки, мне придется привязать тебя к стулу.

– Прости, – пробормотал Жавель, заставляя себя замереть. Ожившая надежда оказалась мучительнейшей вещью. Иногда он скучал по былым дням. В последние шесть лет его жизнь в Новом Лондоне была жалкой пародией на нормальную, это правда, но, по крайней мере, у него была уверенность.

Снаружи дождь перешел в ливень, и по обе стороны улицы торговцы, только что расхваливавшие свои товары, закрывали магазины. Прямо под окном Жавеля на тротуаре лежала куча конского навоза, которую никто не потрудился убрать. Пусть окна здесь и были, но этот район трудно было назвать благополучным. Конечно, таких трущоб, как Кишка, где каждый первый был негодяем, здесь не было. Но исследуя город, Жавель не раз забредал в те районы, которых не коснулись улучшения, введенные Красной Королевой, и теперь в них царило запустение. Обычно он отмечал такие места в своей мысленной карте. Так он выполнял свою часть работы и мог не чувствовать себя совсем уж бесполезным. Дайер большую часть жизни провел в Цитадели, а Гален был, можно сказать, деревенским мальчишкой, выбившимся в стражи. Их обоих пугали размеры Демина, запутанная система его улиц и дорог, и поэтому, как только у них возникали трудности с городской географией, они обращались к Жавелю.

За те двадцать минут, что он провел у окна, Жавель заметил уже три отряда мортийских солдат. Несмотря на отсутствие здесь Кишки, большая часть города не могла похвастаться особой благополучностью. Горожане просто делали свои дела и старались не лезть в чужие. Не похоже было, что Демин находится на военном положении, но регулярная полиция города беспрестанно прочесывала улицы. Жавелю еще не довелось увидеть настоящих беспорядков, хотя Гален утверждал, что Тирлинг, даже под властью Томаса Рейли, всегда был более лоялен к народным протестам, чем Мортмин. Гален также говорил, что солдаты – это предупредительная мера, и оказался прав. Даже трое чужаков чувствовали, как изменился город, как зреет недовольство даже в благополучных кварталах. Гален, никогда не забывающий о своей принадлежности к Королевской Страже, частенько сидел по вечерам в каком-нибудь кабаке, растягивая кружку эля на много часов и собирая слухи для Булавы. Надо сказать, в последнее время собирал он немало. Королева Тирлинга – которую в Демине теперь считали могущественной колдуньей – явилась в мортийский лагерь и заставила мортийцев отступить у самых ворот Нового Лондона, прям как когда-то ее мать, правда, никто не знал, как ей это удалось. У Жавеля мелькнула было мысль, не пришлось ли Королеве возобновить поставки, но он отогнал ее. Он не был фанатичным приверженцем Королевы, как Гален или Дайер, но никогда не забывал ту женщину, которую увидел на лужайке перед Цитаделью, женщину, которая открыла клетки. Она бы скорее перерезала себе горло, чем возобновила поставки рабов.