Вставать не хочется. Все еще лежу в постели, свернувшись калачиком. Душа спросонок баюкает неожиданное счастье, которое стряслось со мной прошлой ночью.
Осторожно протер указательными пальцами глаза, повернул их зрачками наружу. За спиной у Лиз крупная фотография в овальной рамке. Смутно знакомое, худощавое лицо молодого человека с высоким лбом и торчащими во все стороны буйными волосами.
– Майкл, мой сын. Учится в университете, в Филадельфии. – Бережно поворачивает лицо сына к стене. Чтобы не начал выискивать черты Ричарда? – Ему не нужно это видеть… Хочешь что-нибудь еще узнать о моей жизни? Кроме Майкла, никого нет. И любовников тоже довольно давно уже нет. Правда, ситуация начинает меняться со вчерашней ночи… Имей в виду, у меня на тебя очень серьезные виды, Ответчик… Что-то не замечаю, чтобы ты испугался. А следовало бы… Слушай! – перебивает она себя. – А вдруг я все придумала и ты со мной после сегодняшней ночи и встречаться не будешь? Откуда я знаю, что у тебя на уме? Может, ты женат? Или у тебя невеста в России?
Но я не слышу. Это сейчас совершенно неважно. Влюбленный Ответчик не женат, больше двух месяцев как не женат, и у меня нет невесты. Сужающийся солнечный луч, наполненный переливающимися пылинками, тянется от окна к смеющемуся лицу Лиз. И кажется, что это для меня сошелся сейчас на нем клином весь белый свет. Вскакиваю с постели, мягко ударяюсь плохо соображающей головой о выступ тьмы и пытаюсь дотянуться до Лиз.
– Подожди. Давай хоть позавтракаем, я все приготовила…
– Ну нет. Сейчас не до завтрака… есть дела поважнее…
Она, легко отстранившись, измеряет меня насмешливым взглядом. Взгляд спотыкается о ту мою выдающуюся часть, которая опять устремлена к ней. Результат явно ее удовлетворяет.
– Действительно, дела у тебя есть… И за что мне такой красавец? – про себя, впрочем, так, чтобы я слышал, бормочет она. Шутка повисает в воздухе, становится довольно плоской и вызывает у меня лишь слабую тень усмешки. Полностью натянуть эту тень себе на лицо не удается. Или это переселение с одного берега Атлантики на другой плохо отразилось на моем чувстве юмора? – Никуда тебя не отпущу. У нас много времени. Пусть отдохнет… Ты знаешь, я так глупо счастлива сейчас! Слушай, Ответчик, мне понравилась твоя рубашка. Она очень уютная и просторная. Давай меняться. Предлагаю тебе свой серый кашемировый свитер. Не прогадаешь! У нас один размер.
– Неужели у меня такая большая грудь? Ладно, давай. Только я хочу за нее еще кое-что.
– Ну вот ты и торгуешься уже… Получишь. Больше, чем тебе необходимо. Но не сразу… – Снова медленно проводит она по всему моему телу порхающей синевой глаз. – У тебя появилась самоуверенность, самоуверенность собственника. Мне это нравится… Не хотелось бы тебя видеть нерешительным, не знающим, что делать… Кофе стынет… Ванная в конце коридора, налево. Не заблудишься? Мое полотенце на двери. Только что им вытиралась. Ты тоже можешь им воспользоваться. Мне нужно все твое. Даже запах… Нет, халат я тебе не дам. Ходи так…
Но мне запах, скопившийся за ночь во рту, совсем не нравится.
– У тебя нет лишней зубной щетки?
– Нет, лишней нет. – Она заходит за мной в ванную и легко, как бы случайно касается своей щедрой грудью. – Хочешь взять мою? – Испытующе смотрит на меня. – Вон ту, голубую.
К своему удивлению, я не колеблясь беру голубую щетку и, уткнувшись каменной ширинкой в раковину, начинаю весело драить зубы. Наши головы – щека к щеке – отражаются в зеркале. Раздвоившимся взглядом рассматриваю нас обоих. Себя, влюбленного собственника, с белым от пасты ртом и торчащей из него голубой щеткой, и ее, вдруг помолодевшую – возраст у нее удивительно переменчив, зависит от освещения, – с безоглядно счастливой улыбкой, будто минуту назад вышла из моря и кристаллики соли переливаются на лице.
