…В комнате, где она мирно беседовала с Эрделем, совершенно здоровым и даже необыкновенно веселым, было странное освещение. Свет падал через окно, сплошь заклеенное желтой от древности бумагой – словно специально для этой цели разорвали на страницы одну из книг коллекционера. Но на листах не было напечатано ни строчки. Они с Эрделем сидели за круглым столом, стоявшим у него на кухне, на этом сходство с его квартирой заканчивалось. Комната была незнакомая, Александра здесь никогда не бывала. Эрдель рассказывал ей запутанную беспредметную историю, смысла которой женщина никак не могла уловить. Она изо всех сил напрягала внимание, а отчаявшись, стала делать только вид, что слушает, боясь обидеть коллекционера. Когда в дверь с силой забарабанили, Эрдель разом умолк. Александра взглянула на закрытую дверь, а когда перевела взгляд обратно, обнаружила, что стул напротив пуст.
Стук не утихал, в нем появилось что-то назойливое, раздражающее нервы, присущее яркому свету, бьющему в усталые глаза, привыкшие к сумеркам. Наступил миг, когда Александра поняла, что спит и слышит стук извне, из реальности. Ей удалось вытолкнуть себя из незнакомой комнаты, и она очутилась в своей мансарде. Было светло (давно наступило утро), холодно (она забыла включить батарею на ночь). Плечо и рука, выпростанные во сне из-под акрилового пледа, озябли до одеревенения. В дверь, обитую железными листами, настойчиво барабанили снаружи.
Александра села на тахте, взглянула на часы – половина одиннадцатого. Так «рано», без предварительной договоренности, к ней обычно никто не приходил. Все знали, что она работает допоздна, порой до утра, и оживает после полудня. Выбравшись из постели, она подошла к двери и громко спросила:
– Кто?
– Да я это, – раздался приглушенный голос, который художница узнала сразу, спустя столько лет.
– Рита? Уже?!
Распахнув дверь, она обняла подругу, которая пыталась отстранить ее, со словами: «Дай хоть на тебя посмотреть!» Затащив Маргариту в мастерскую, Александра заметалась, спросонья и от радости не соображая, за что взяться: поставить чайник, усадить гостью, задать вопросы, так и крутившиеся на языке… Маргарита, едва оглядевшись, между тем воскликнула:
– Однако тут уютно!
Она была первым человеком, высказавшим такое мнение о мансарде, которую сама хозяйка втайне считала очень уютной и удобной. Александра обрадовалась, как обрадовалась бы мать не самого одаренного ребенка, впервые услышавшая похвалу его способностям.
– Правда?! – подхватила художница. – Во всяком случае, просторно. И я тут полная хозяйка.
– Это главное, – поддакнула Маргарита, обводя взглядом захламленные углы мастерской. Казалось, созерцание разрухи доставляло ей удовольствие. – Чего еще желать? Ты отлично устроилась!
Александра насыпала в турку молотый кофе, залила водой из чайника и принялась колдовать со старой электрической плиткой, имевшей обыкновение иногда выключаться по собственной инициативе. Попутно она посматривала на гостью, которая уже расположилась в старом кресле, набросив на колени валявшийся тут же плед. Маргарита курила, болтала и вела себя так, словно обитала в мансарде не первый год. Она стрекотала, то и дело твердя комплименты мастерской и самой Александре, а художнице все явственнее чудилось за этой стремительной болтовней нечто совсем невеселое. Маргарита словно пыталась выстроить стену из гладких, неискренних, мало значимых слов, чтобы спрятать за нею истинный смысл своего визита.
