Большаков вскоре передал реакцию из Москвы на ту часть беседы с Р. Кеннеди, где говорилось о роли военных. Президенту Кеннеди советовали держать в узде «не в меру ретивые головы в Пентагоне».
Брат президента в ответ с горячностью подчеркнул, что «такие головы» никаким влиянием в правительстве США не пользуются и, как и весь Пентагон, находятся под полным контролем Белого дома.
Тем временем напряженность вокруг германских дел, а значит, и в целом в советско-американских отношениях не спадала. Вооруженные силы США и СССР в Берлине, по существу, занимали позиции противостояния.
13 июля, по инициативе Раска, у меня состоялась с ним длительная беседа, которая касалась в основном германских дел, но по своему существу выходила на фундаментальные вопросы наших отношений. Раск жаловался, что в последнее время «вновь усилилось давление со стороны СССР в германском вопросе». Он говорил, что президент, будучи молодым, но любознательным человеком, проявляет большой интерес к событиям в мире, смотрит далеко вперед и что он искренне считает возможным установление «более нормальных отношений» между СССР и США, несмотря на идеологические противоречия. Но для этого необходимо, чтобы СССР также признавал жизненные интересы США и считался с ними, а не прибегал к опасному давлению.
Госсекретарь обратил внимание на участившиеся заявления советских руководителей и печати по поводу возможности развязывания Соединенными Штатами превентивной войны против СССР. Если это делается в пропагандистских целях, сказал он, это одно. Но если подобные заявления отражают действительную точку зрения руководителей СССР, то это – очень опасное заблуждение.
В сугубо личном плане я заметил госсекретарю, что такая точка зрения имеет некоторое распространение в Москве. Правда, само советское руководство не опасается внезапного нападения США на СССР, но оно испытывает озабоченность, особенно в свете гонки вооружений, которой занимаются США, и растущей напряженности вокруг германских дел.
Раск ответил в том смысле, что нынешнее состояние международной обстановки и советско-американских отношений не вызывает пока больших надежд на договоренность по разоружению. Он дал понять, в частности, что намерение СССР заключить мирный договор с ГДР и тем самым завершить раскол Германии вызывает в Вашингтоне известное беспокойство ввиду дестабилизирующего влияния такого шага на обстановку в Европе.
В конце беседы Раск обратился ко мне (разговор был один на один) «по очень деликатному вопросу». Многие лица в США, в том числе и в окружении Кеннеди, считают, что он, Раск, говорит с СССР «слишком мягким языком». Сам он действительно не является сторонником резких слов и при составлении заявлений и посланий Кеннеди и других документов, адресуемых советскому правительству, старается избегать этого. В связи с более «резкой» позицией СССР в отношении США в последние дни упреки в его адрес усилились. Он сам также начал опасаться как бы советско-американский диалог не вернулся к языку времен Даллеса, которого Раск никогда не одобрял. Приближение избирательной кампании в США в этом смысле может спровоцировать именно такой возврат, а этого надо избежать.
Надо признать, что Раск отчасти был прав. На наш официальный язык все более заметное влияние оказывал лично Хрущев, любитель крепких выражений, особенно когда он выступал публично и был эмоционально «заведен». Громыко не очень этому препятствовал, не желая лишний раз перечить «хозяину», хотя сам избегал таких выражений.
