Сухоцветы - страница 6

Поборов скользкий подъем вверх по холму, Ася увидела деревню и обрадовалась, что не строила никаких ожиданий. По сравнению с измученным и безутешным полем деревня выглядела сдержанной и опрятной. Там не было ничего вычурного или выделяющегося. Это была просто деревня с шестью домиками, улочками и большим главным зданием, куда и вели всех женщин. Деревня осторожно смотрела на прибывших девушек, опасалась подпускать их ближе, но все равно интересовалась ими. Ахиллея будто бы хотела распробовать каждую из них и выбрать наиболее аппетитную, чтобы раскусить как леденец и добраться за начинки. Автобус был железной баночкой с конфетами, а Ахиллея капризным ребенком, которая отведает сначала самые вкусные, а остальные оставить напоследок.

Ася спотыкалась все чаще от того, что так жадно разглядывала окрестности. Это место пахло тишиной и спокойствием. Ахиллея – то, что нужно для поиска себя и уборки в собственной голове. Ася закрывала глаза и видела, как в конце осени она уже вытравит из головы всех тараканов и выйдет за эти ворота свободной и уверенной в завтрашнем дне. Это ощущение было сравнимо с тем чувством, когда приезжаешь к бабушке в деревню на лето и предвкушаешь, как забудешь на три месяца обо всех проблемах и позволишь себе раствориться в буднях наедине с природой.

– Перед тем, как заселиться в домики, мы отправимся в главное здание. Там главная наставница скажет небольшую вступительную речь и распределит вас по домам. – Ксения вскинула руку, чтобы девушки затихли и послушали ее. – Не толпимся и не теряемся.

Голос у Ксении был грубый и громкий. Наверное, за все время ей приходилось часто разговаривать слишком громко, и из-за этого ее голос стал таким. Ксения распахнула двери в главное здание, и девушки медленно, почти по одной, двинулись внутрь. Главное здание сделано из брусьев и напоминало переделанный небольшой монастырь. Из-под земли выглядывали маленькие окошки, а над частью здания возвышалась макушка без позолоченного шпиля. Внутри здание представляло собой большой зал со сценой и лавками для зрителей. Все стены, за исключением одной, окрашены в светлый зеленый, напоминающий раннюю весну и надежду. Но стена напротив зала, за самой сценой, была темной и серой. Словно на ее контрасте должны выделяться те, кто будут говорить. Будто бы на контрасте с этой стеной все остальные не казались такими уж несчастными и обреченными. У остальных еще даже все в порядке, а у самой главной стены все гораздо мрачнее и злее. Черная – самая главная – была сердцем Ахиллеи. Она присматривалась, готовилась обнюхать каждую девушку, как свежую добычу и влезть в черепушку, чтобы переворошить там все вверх дном. Ася села на лавку почти у самого выхода. Ей не слишком хотелось приближаться к сцене, и близь выхода она чувствовала себя спокойнее всего.

На сцену вышла незнакомая женщина и встала рядом с Ксенией. Ее одежда была в цвет той мрачной стены. Это было длинное бесформенное платье с капюшоном, скрывающее даже лодыжки. По коже пробежали мурашки от одного только ее вида. Лицо женщины было трудно разглядеть из-за вуали, но Ася этому даже рада. Женщина медленно расхаживала вдоль сцены, задерживая взгляд на каждой из девушек. Она будто бы вышла из черной стены, но не по своей воле. Словно главное здание отторгло ее, как неисправный орган и пустило на переговоры с жертвами для дальнейшего пиршества. Ее движения на мгновение напомнили Асе какую-то ведьму или другое потустороннее существо. Казалось, если бы Ася отвела взгляд в сторону, то эта женщина тут же извернулась бы в неестественной позе и, переломав себе конечности, напала бы на какую-нибудь девушку, как удав. Но нападать женщина не собиралась. Она только присматривалась к новоприбывшим кроликам. Когда женщина оглядела каждую девушку, то остановилась посреди сцены и замерла на пару секунд, будто бы возвращая себе способность говорить. Голос ее был низким, хриплым и вгонял в страх еще сильнее. По этому голосу Ася определила, что женщина была не молода.