– Этих призраков развелось как воронья! Никто не сможет сказать, что их нет даже в этом захудалом заведении. Ты можешь сидеть с ними за одним столом и скалить зубы, но повернув за ближайший угол, они вытянут без остатка всё то, что делает всех нас живыми, – негромко говорил старик, допивая бутылку сомнительного пойла.
На лице бродяги было несколько шрамов. Уставший, мутный взгляд сконцентрировался на грязном столе.
– Я встречал таких. Ну, несчастных, – произнёс собеседник.
– Оболочки! Ты говоришь мне об оболочках? Безмозглые существа. Ходячие пустышки. Когда-то были людьми, а стали зловонными телами. Живые тени, но мёртвые внутри. И завидного мало! Ты об этом?
Клим кивнул.
– Несчастные! Это не про них, – усмехнулся старик.
Клим не разделив иронии, перестал жевать и приготовился слушать комментарий. Подробности его не интересовали. Только общие черты, которые позволят избежать не нужных осложнений. Зачем усугублять и так «сложное» неприятным. Он всегда старался перекинуться словцом с бывалыми районов. В таком, как выразился старик задрипанном баре, узнаешь именно то, что тебе необходимо. Информация лишней не бывает. Среди новостей найдётся и та, которая подскажет наиболее безопасную дорогу.
Клим останавливался в барах и похуже этого. Комфорт остался в прошлом и где-то на картинках. Он этого не видел и не мог представить, родившись в хаосе. Он помнил людей покидающих дома, умирающих от голода, ран и болезней. Пожары, сверлящие воздух винты вертолётов, стрельбу, отряды военных прочёсывающих улицы. Колонны беженцев уходящих куда-то на север. Тогда ещё не было никакого центра. Места, где по слухам сохранилось что-то человеческое. Общество, передающее какие-то знания выжившему поколению. Но так ли это.
– Ты по молодости своей не понимаешь, что быть оболочкой не самое ужасное. Знаешь паренёк, что я тебе скажу.
Старик навалился на стол и понизил голос. Клим слегка наклонился к нему.
– Осознавать где ты находишься, каждый день и не в силах что-либо изменить, вот это и есть несчастье. Я знаю, о чём ты думаешь. Ты не такой и у тебя всё будет по-другому. Пройдёт несколько лет и от рассуждений о светлых днях и чистой воде останутся лишь слова, а затем только буквы, но и они покроются пылью.
«Пора заканчивать», – подумал Клим.
– Все мы тут отмечены, поэтому и…, – не договорив, старик икнул и умолк.
«Может, я и не понимаю многого, но в отличие от тебя иду туда, где возможно найду что ищу, а не рассуждаю о том, в какой дыре мы находимся. Каждый волен взять и уйти, но не многие уходят, потому что свыклись».
Старик встал. Проскрипел стул. Сделав прощальный жест рукой, он указал глазами в сторону выхода, намекнув о затянувшемся разговоре. Пробираясь между квадратных столов, поковылял к выходу.
Клим посмотрел на скучающих за соседними столами скитальцев. Ближе к утру, большая часть разбредётся по закоулкам неизвестно для чего и зачем. У каждого из них своя ноша. О ней никто не скажет. Не потому, что не хочет. Некому. Выслушивать, что накипело, способен не каждый встречный. Столкнуться где-нибудь с ним проблематично.
«Таких отзывчивых, возможно и нет», – допустил Клим и услышал грубый возглас.
– Но ты!
В бар вошли трое. Один брезгливо толкнул старика. Гул в баре на минуту утих.
– Чего смотришь! Давай, давай проваливай, – прозвучал надменный тон невысокого бородатого мужчины.
Старик поднялся с пола. Задержавшись у дверей, стал искать что-то в карманах куртки.
