В тот зимний месяц расставались многие, а к лету двор опустел. Знать, где падать, стог соломы подложил, но стога с периной у Гоши не нашлось. Ни дома, друзей, ни двора. У него ничего не осталось. Совсем ничего, кроме Леи. Белокурой, зеленоглазой Леи. Она далеко, она где-то в центре. Весть о нём добралась и до них.
«Одинаковых зим не бывает. Не бывает дней, рассветов. Ничего не повторится. Когда ты один, а „близкие“ отворачиваются, тогда обращаешься не к тем, кому следует. Разберёшься, что происходит и поймёшь. Поздно, но всё же узнаешь, что о тебе никто не думает. Повторяются методы. Ты о „близких“, о тебе никто», – потягиваясь, зевнул Гоша.
Пятнышко «очевидного» находилось перед ним, висело у носа, но он заглядывал за него, высматривал, что же там подобающего. И натолкнулся на клевету, противоречия. Болтаясь между ними, Гоша предпочёл быть плохим, неуслужливым, но довольным.
«Внёс свою лепту. Эх! Мало ли… Горячий суп, какой-никакой кров. Сплошные удовольствия».
Сегодня они предоставлены им, в эту ночь, на четвёртом этаже.
– А там девчата красивые, познакомлюсь с одной, стану оператором огромной машины, – продолжал мечтать Сашёк.
Гоша приподнялся и вскочил с лежанки.
– Слышишь? – сказал он.
До них доносился какой-то шум.
– Из коридора, – подтвердил Сашёк.
Выйдя на площадку, они увидели поднимающегося по ступенькам позвякивающего цепью, в сером плаще бугая. Он повернулся и увидев пацанов, зло улыбнулся. Снял кепку и подмигнул. Свистнул.
– Мародёры! Нашли таки, – прошипел Гоша и попятился назад, потянув за шиворот Сашу.
В каком-то смятении они ввалились в помещение, где только что мечтали и грелись у костра. Торопливо и на ходу товарищи одеваясь, хватали самое необходимое.
Башмаки, котелки, одежонку.
Замешкавшись, Сашек не мог выбрать, что взять с собой.
«Коробки? Пакеты? Банки? Легче коробки. Пакеты с банками?».
– Бросай всё и ходу. Чего ты возишься! – заорал Гоша на Сашку.
Схватив рюкзаки, они перемахнули через разбитую перегородку и побежали вдоль пролётов в сторону соседней площадки. Там вниз по лестнице не реагируя на брань догоняющего их налётчика.
Коридор, подъездная дверь, крыльцо.
От удара в голову у Гоши закружилась голова.
– Гады! – прохрипел он.
– Гоша, помоги, – донеслось до него.
Кто-то его пнул по ногам, толкнул и хлестанул кулаком в скулу. Грудь пронзил изогнутый штырь и его рот наполнился кровью. Перед ним проплыли смазанные уродливые рожи. Ладонь потеплела, омытая струйкой крови. Гоша завалился на бок. Бетон, пыль, крики.
– Центр, – прошептал он и умирая, видел, как Сашку двое забивают дубинами. – Лея.
Пятеро бесноватых отморозков, расправившись с пацанами, рылось в их потрёпанных рюкзаках.
– Нет у них ни хрена. Одни сухари.
– А это что? – вытащив пачку с яркими надписями и показав её всем, сказал бугай в сером плаще.
– Во! Банки.
– И у кого теперь спросим где склад? – спросил один из них.
– Ничего. Найдётся.
Мелькнула тень.
– Найдётся, найдётся. А так и искать не пришлось.
Сверкнули клинки.
– Они шли вон оттуда. Видите здание за площадью. Там и искать будем, – указал рукой направление один из пятерых.
– Подождите. Ничего не заметили?
Неотчётливое мелькание чего-то блестящего среди мародёров и они как подкошенные, подёргиваясь, падали один за другим. Секунды и на пыльный бетон валились тела, летели лохмотья. Ни вскриков, ни стонов. Резня закончилась. Стихло. Заморосил дождь. Лишь вспышка короткого замыкания рассыпалась искрами, осветив подъезды.
