– А никакого протеста, – сказал я. – Просто уходим на пенсию. Возраст – это не протест против демократии. Пока что.
В коридоре послышались шаги, Фальстаф оглянулся, сказал торопливо:
– Кто идет! Все-все, пока… Свяжемся.
Комната погасла, как и весь мир, стало страшно и тревожно. Я завис в мире, что при резком переходе из реала кажется ужасающей бездной, но уже знаю, что когда начинаю присматриваться, то именно этот сказочно таинственный мир со своими непривычными фундаментальными законами, где одно замедление времени чего стоит, а наверняка откроется что-то еще и еще… страшновато прекрасен!
Вспомнил взгляд, которым меня наградил Саруман. Осторожный и подозрительный, что и понятно, начальник группы и должен быть таким. Если раньше задачей была оцифровка моей личности, сейчас идем дальше. Если распад личности удастся задержать, то насколько долго – это раз, а второе – чем смогу быть полезен, а также не буду ли опасен, это тоже нельзя исключать в нашем непостоянном мире.
А еще ему не понравилось, что я начинаю выдвигать инициативы. Раньше все шло от него, мы с Фальстафом прекрасные исполнители, но сейчас я не просто выжил, у меня новые возможности, а любой член стаи сразу же начинает пользоваться ими, повышая статус в коллективе.
Так что надо и дальше помалкиватье. Саруман ревнив, как и всякий человек с нормальной психикой. Для него я должен остаться членом команды, где он шеф, а мы с Фальстафом верные соратники.
Сегодня он, возможно, сделает попытку не внедрять в наш отдел навязанных сверху даунов, лучше бы этого не делал, попадет в нерукопожатные, потом трудное и неприятное увольнение… если все-таки решится.
Это не даст им обоим общаться со мной еще день-два. Блин, а мне что делать?.. Потерять сутки – это же тысячи и тысячи профуканных лет, если не миллионы!
В новостях кровавый мятеж в Пакистане, восставшие захватили склад с ядерным оружием, угрожают применить, в прессе шум, гам и неразбериха.
Захотел понять, что там и почему, но мнения противоположные, а самому прочесть никак, там государственный язык какой-то урду, хотя большинство населения говорит на панджаби.
Я дернулся: а почему нет? Я уже не тормознутое животное из костей и мяса, быстро вписал себе знание этого урду, заодно и панджаби, мгновенно стали доступны для чтения все тексты, за исключением пушту, у них свои сайты и газеты, пришлось вписать себе и этот язык, а заодно уже, чтобы два раза не вставать, синджу, сирайки… да ладно еще и белуджийский, хотя на нем говорят только три процента пакистанцев.
Здорово, что с такой легкостью решаю проблему, для цифровика это запросто, могу и что-то еще, помимо знания языков, это мгновенно станет моей частью.
Погоди, но я стану уже не совсем человеком, если смогу вот так себя дополнять и менять с поразительной легкостью.
Хотя почему нет? Почему я должен оставаться тем самым уродом, который то ли слез с дерева, то ли вышел из пещеры, даже иностранный язык заучивает с огромным трудом и усилиями, теряя месяцы?
Стоп-стоп, сказал я себе предостерегающе. Вспомни, тебе не тридцать, а почти девяносто, должен вести себя мудро и намного осторожнее.
Как быть человеком, знаю, а как быть и к чему приведет такое… апгрейдивание, неведомо, лучше не торопиться. Обдумать.
Вдруг я уже опасен?
Человек не задумывается о несправедливостях бытия, просто живет, у всех же так, но я не все, мне выпал шанс получить неслыханную силу.
