––Уподобься одеянию Евы, дитя мое. – Слышу слабый голос. – Не бойся.
Стала снимать остальное, думая, если он начнет вставать, или кто зайдет – схвачу быстро платье, накину и бежать. Но он не шевелится, и никто не входит. Стою совсем голая, одна рука внизу, другой грудь прикрываю.
––Помолись за мое здоровье, дитя мое, – слышу слабый голос. Повернула голову к иконе и крещусь, а второй все прикрываюсь. Остановилась, опустила руки, стою. Он смотрит на меня, потом закрыл глаза и затих. Открыл, с трудом крестится и шепчет:
––Прости меня, господи боже за грехи мои.
––Не из-за меня же, какой тут может быть грех? –подумала я, и стала одеваться,а
он замолчал и закрыл глаза. Тогда я потихоньку, на носочках, с туфлями в руке вышла. Ко мне подошел священник, низко поклонился:
––Благодарение бога вам, сударыня. Вот вам наш подарок, – и подал резной разукрашенный деревянный ларчик на крючке. Я взяла, сказала спасибо. Священник проводил меня к машине и велел шоферу отвезти, куда мне надо. И вот я с вами! Дорогой домой все думала
––Согрешила я или нет? А ему-то что от этого, что посмотрел на меня?
––Подожди, Люда, а главное-то – что в ларце было? – спросила Лариса.
––Что? Что? Червончики, милые, красивые и довольно много. Вскоре из газеты узнала, что скончался преподобный. Надеюсь, что он в раю, да и я, конечно же, там буду благодаря тому случаю.
После рассказа я смотрел на Люду другими глазами, и, признаться, думал:
––Да, не случайно свела меня судьба с нею.
Как короткое замыкание в электросети на Люде замкнулась цепь сумасбродств – женитьбы на Куколке, разрыв с нею, побег с Людой, созерцание ее преосвященством, эскапада Тодора.
***
Но, начавшись, сумасбродства не кончаются, а каким-то образом случаются, и снова, на удивление, с участием болгарина, но другого, и с новым составом действующих лиц – моей мамы и Иры. Что за удивительная страна Болгария! Рождает мужчин, они приезжают в Ригу, попадают в наши вечеринки и создают конфликтные ситуации, правда не как их соседи сербы, с одного из которых началась мировая война, но все же вызывают некоторые волнения. Этому дню предшествовали чуть более пятидесяти лет моей жизни с мамой, Анной Ивановной, и несколько лет встреч, отношений и расставаний с Ирой, достойных быть пьедесталом последующих событий. С Ирой у Славы установились отношения в ее двадцать лет, когда он увидел ее впервые в кафе и был просто сражен ее красотой, статью, веселостью и ясным, чистым и звонким голосом. Она походила на белую сирень в разгар цветения. Казалось, что и зимой она останется такой же, даже припудренная легким снежком, будет благоухать. И каждую весну, когда он видел куст белой сирени или букет в магазине, он вспоминал ее.
Тогда, пораженный, Слава сидел за столом за пирожным и кофе, неотступно незаметно наблюдая за нею. Хотел сразу подойти, но постеснялся смутить ее – ведь вокруг могли быть ее знакомые. Когда же она встала и направилась к выходу решительно и смело направился к ней со словами:
––Не может быть, неужели?
––Где родились, вы, где росли, где жили?
––Не скажу. А зачем вам знать?
––Давайте познакомимся. Я поражен вами и не смогу расстаться, не зная – увижу ли вас снова.
Неожиданно, без ужимок и этих «ни за что», «не скажу» ответила, смело глядя Славе в глаза;
–– Меня зовут Ира, – и рассмеялась. –А вас?
––Слава.
Слава попросил номер телефона и дал свой. Ира заспешила:
