Металлические прутья разделяли его силуэт, пока он шел мимо других камер, не удостаивая их взглядом. Непринужденная походка, расправленные плечи, расслабленные руки – все его естество излучало уверенность в себе и сулило сплошное разрушение, словно кирпичи, цемент и женские сердца превращались в пепел по одной его прихоти.
Он поднял глаза и поймал мой взгляд своим, тяжелым и бесстрастным, словно смотрел сквозь меня.
Мое сердце заледенело в груди.
Мы смотрели друг на друга всего секунду, но момент растянулся как в замедленной съемке и выбил весь воздух из моих легких. Я скрестила ноги, обнажив бедра. Чувство безопасности окутало меня теплым одеялом. Пока мужчины смотрят на мое тело, они никогда не увидят то, что кроется в моем взгляде.
И все равно, дойдя до моей камеры, первым делом он заглянул мне в глаза. Бессердечные. Наглые. Синие. Его взгляд обжигал, как если бы я стояла в жаркий летний день перед открытой дверцей холодильника, когда холодный воздух сталкивается с горячим и становится облачками пара.
Он стоял перед запертой дверью, и я кожей чувствовала исходящую от него опасность даже с расстояния нескольких метров. Не оставалось никаких сомнений, что на самом деле дверь запирала его, а не меня.
Тусклый коридорный свет мерцал над его головой.
Темные волосы, явно рукой мастера, были коротко сбриты на висках, с плавным переходом на макушку. Широкие плечи, четкие черные линии, костюм, идельно подогнанный под его спортивное тело. Контроль. Точность. Все в его внешности кричало об опасности, как яркие полоски на ядовитой змее.
Но примечательнее всего было его лицо. Симметричное, с безупречными пропорциями. Даже холодное, каменное выражение его не портило. На второй взгляд обнаруживалось тело, из тех, от одного вида которого женщины стонут, а на третий – в каждом его движении прослеживался интеллект, словно все вокруг были шахматными фигурами, а он размышлял, как нами лучше сыграть.
Дверь камеры открылась, мое сердце подскочило, и я переключила внимание на бетонную стену перед собой.
– Руссо.
«Ну уж нет».
«Ни за что».
Если я пойду с ним, меня продадут в рабство и больше никто никогда меня не увидит. Федерал или нет, но судя по глазам и общему впечатлению, этот мужчина видел и делал такие вещи, которые нормальному мафиози и не снились.
Я молчала.
Я твердо собиралась сидеть здесь и ждать другого федерала – того, что в костюме не по размеру.
Он бросил взгляд на проститутку.
– Меня зовут Черри, – сказала она с улыбкой, – но ты можешь звать меня как угодно.
У некоторых женщин напрочь отсутствует инстинкт самосохранения.
Он потер пальцем часы на запястье, один раз, два, три.
– Я учту, – последовал краткий ответ.
Моя кожа вспыхнула, когда он переключил внимание на меня. Его глаза скользнули по моему телу, оставляя за собой дорожку изо льда и пламени, а затем неодобрительно сузились. И в этот момент все то опасение, что он вызывал, глядя на меня, как на человека, а не как на тело, испарилось, и он превратился в обычного мужчину.
Который меня осуждал, чего-то от меня хотел…
– Вставай.
…и говорил мне, что делать.
Раздражение лениво и осторожно загоралось в моей груди.
Я собиралась подождать три секунды, прежде чем подчиниться, но через две внезапно и очень четко поняла, что до третьей не доживу.
Подчинившись, я поднялась на ноги и остановилась перед открытой дверью. Теперь я стояла в его тени, и даже она казалась ледяной.
