«Где же тебя оставить?», – бормотала она, разглядывая ярмарочные лавки и шатры. Повсюду толпились люди, но глазели они не на землю, под ноги, а на товары. Для того же, чтобы девочку заметили, надо было оставить ее на виду. Иначе точно затопчут. Еще раз прокрутив последнюю мысль в голове, Эсмина заподозрила неладное. Чуйка на неприятности всегда была развита у нее сильно, и сейчас она прямо-таки вопила о подвохе.
– Эй, – вампир схватила проходящего мимо селянина за руку. – Вы не знаете, чей это ребенок?
– Тебе солнце голову напекло, что ли? – грубовато ответил он. – Где ты здесь детей видишь?
– А это кто? – крикнула ему вслед Эсмина, указывая не девочку, но мужчина только рукой махнул. Мол, отстань. И правда, других детей кроме девчонки поблизости не виднелось. Все они собрались у помоста с тремя столбами – на казнь глядеть. Туда же постепенно стекалась и остальная толпа. Но дети, конечно, толкались в первых рядах.
– То есть, тебя никто не видит? – протянула Эсмина, уставившись сверху вниз на девочку, которая вдруг испугалась и обхватила ее за колени, скомкав юбку.
– Эни? – промямлила девочка, и ее нижняя губа задрожала, предупреждая о готовящемся водопаде слез.
– Ой, да рыдай, сколько влезет, – вспыхнула вампирша. – Ты мне одной мерещишься, что ли?
– Конечно, тебе одной, – послышался насмешливый голос, и Эсмина закрутила головой, пытаясь найти наглеца. Смеяться над собой людям она никогда не позволяла.
– Да здесь я, – послышалось откуда-то сверху.
Задрав голову, она увидела молодого мужчину, привязанного к одному из трех столбов на погосте. Впрочем, все столбы уже были заняты. В петлях двух понуро торчали головы женщин, обладателю же мужского голоса достался столб с хворостом. Нетрудно было догадаться, почему именно его решили сжечь. Обычно селяне казнили так только ведьм и колдунов. А в том, что привязанный к столбу мужчина был из колдовского племени, Эсмина не сомневалась. То, как он выглядел, говорило само за себя. Одна половина головы бритая, вторая – в туго заплетенных косах, торчащих в разные стороны. Бритая кожа затылка покрыта татуировка – замысловатыми узорами и письменами. В косы же вплетены бусины, косточки, ветки, что-то сушеное. В проколотых ушах – кольца и полоски металла. Глаза шальные, бирюзовые, цвета осеннего неба. Нижние веки покрашены черным, на одной щеке – шрам из выпуклых точек, слишком аккуратный для боевого ранения. Губы растянуты в дерзкой ухмылке, которая будто навсегда к ним приклеилась. Вероятно, и одежда у него была соответствующая, как у всех служителей Темного Хозяина, но деревенские перед казнью ее забрали, одев осужденного в рубище. Теперь казалось, что голова с причудливыми украшениями и странной прической принадлежит одному человеку, а туловище – другому. Первый – верный служитель дьявола, который и на костре будет улыбаться, второй – примерный семьянин, оступившийся и глубоко раскаивающийся в содеянном.
Надо было быть полным идиотом, чтобы припереться к суеверным селянам с ритуальными татуировками и полу бритой башкой. Лысые головы вообще в деревнях считались дурной приметой. Колдун был или совсем неопытным, раз не знал таких очевидных вещей, либо преследовал какие-то свои цели. Тоже неудачно, потому что оказался ведь на костре.
Эсмина догадывалась, почему костер еще не запалили. Обычно такие вещи делались в темноте, чтобы красивее было. А судя по уверенно клонившемуся к горизонту светилу, жить чернокнижнику оставалось часа два-три.
