– Как скажешь, – скривил кислую мину братец.
– Раз с этим покончили – прошу в мой кабинет.
Мы проследовали за отцом по лестнице на второй этаж, миновали длинный коридор со множеством проходов в другие помещения. По пути папа окликнул Амелиту и попросил её принести к нам в комнату горячего чаю.
Рабочая комната Эодара Веллера некогда была просторной верандой, но теперь она напоминала скорее келью храмового писаря. Окна зашторены плотной тканью, возле стен громоздились разного стиля секретеры и тумбы, доверху забитые важными документами и учётными книгами. В центре полукруглого помещения стоял П-образный стол, пара табуретов для гостей, элегантное витое кресло для хозяина и бар в виде глобуса. Отец открывал этот глобус, чтобы достать что-нибудь горячительное довольно редко, да и то только для того, чтобы угостить своих клиентов. Но если учесть, что место жительства моего папы знали лишь единицы, так сказать, самые доверенные любители векселей и кредитов, то бар-глобус почти всегда оставался нетронутым.
А сейчас отец, не церемонясь, открыл крышку бара, достал оттуда фигурную изумрудную бутыль, вытащил пробку и сделал несколько солидных глотков. Затем протянул напиток нам. Я несколько смущённо согласился и отхлебнул крепкого коньяка, а вот мой братец на удивление вежливо отказался. После этой молчаливой сцены мы с Громом расселись по табуретам, а папа оседлал своё любимое кресло, поставил локти на стол и скрестил пальцы замком на уровне своего лица.
– Вот оно как выходит, значит, – негромко пробурчал он. – У меня был один друг… подчёркиваю – был! Так вот, был у меня друг, когда сам я ещё только разменял второй десяток. Мы с ним проводили вместе много времени. Схожие интересы, одни и те же взгляды на жизнь, всё вот это. Я работал, он работал. Я женился, он тоже женился. У меня всё пошло довольно успешно, а у него же вся жизнь словно катилась к подножию горы. Затем случилось так, что ему срочно потребовались деньги, чтобы выбраться из долговой ямы, и он решил попросить их у меня. Я сжалился и выделил ему необходимую сумму, разумеется, безвозмездно. Через пару недель он пришёл с той же просьбой – на этот раз я тоже согласился. Когда мой друг пришёл в третий раз – мне пришлось отказать, но я предложил ему работу. И он решил, что я его буквально предаю, бросаю на произвол судьбы. Вместо того, чтобы принять моё предложение по поводу работы он решил меня ограбить. Грабитель из него оказался никудышным, его поймали, а дружбе, как уже стало ясно, настал конец. Так вот, к чему это я: у него тоже двое сыновей, и атмосфера в семье абсолютно точно такая же, как и у нас. И я задаюсь вопросом: какого хрена, дети мои? Почему я, потратив всю свою жизнь, всё своё свободное время, всё здоровье на то, чтобы вы жили благополучно и счастливо, должен терпеть такое отношение вас к вашей матери и наоборот? Что я сделал не так? На каком этапе жизни повернул не туда? В чём моя вина?
– Ни в чём, – ответил Гром. – Ты не виноват, па. Дело в маме, и ты это знаешь, просто не хочешь признавать.
– В любом конфликте виноваты минимум двое, – возразил я. – Если один из конфликтующих будет полон решимости не раздувать огонь, то ссора быстро потухнет.
– Какие вы у меня разные, – усмехнулся отец. – И всё же – все вы моя кровь. Несмотря ни на что, я горжусь вами обоими.
– И даже мной? – хмыкнул братец.
