– Лучше сказать, что он из меня сделал, – поправил Ник. – Груду металлолома с негаснущим сердечником. Отнял руки и ноги, оставил в ближайшем лесу. Я ржавел и разрушался, но все еще продолжал чувствовать. Сердечник оказалось не так легко извлечь, и меня решили выбросить вместе с ним.
– И что случилось потом?
– Меня нашла Хаббл. – Ник посмотрел куда-то вдаль, где сейчас вероятнее всего с поломанной машиной Джессики возилась королева электричества. – Она оценила физиологичность моего оставшегося целым торса и по образу и подобию пересобрала мне руки и ноги. Я много раз падал, не в силах приспособиться к новому телу, но она терпеливо уточняла, что нужно добавить, чтобы суставы двигались так, как надо. И вот я. Спрятанный одним из первых в петле Сумеречного приюта. А теперь попробуй сама ответить на вопрос, кто меня создал и кому я обязан своей жизнью.
– Потрясающе, – промурчал Изекиль. – То, как ты говоришь о ней, достойно поэтического сборника или какой-нибудь книги.
На губах Ника заиграла легкая улыбка, совершенно необыкновенная для его железной мимики. Кивнув, он вернулся к доскам. Однако последнее окно заколотить не получилось – им помешала резко испортившаяся погода.
Джессика вскинула голову, словно пытаясь понять, куда делось пригревавшее солнце, однако лазурный купол затянуло тучами настолько быстро, словно она смотрела программу о дикой природе, где в качестве переходов от кадра к кадру используют ускоренную в несколько раз запись движения облаков по небу. Заслышав первые раскаты грома, Изюмка скомандовал Нику, чтобы тот немедленно отправлялся в дом. Его железному телу вода вредила еще больше, чем Хаббл вредили сигареты.
Небо впереди продолжало неестественно быстро темнеть, листва деревьев на его фоне выделялась еще более величественным зеленым бархатом. Хлесткий ливень рванул в окно, которое Ник не успел заколотить из-за стремительно портившейся погоды. Изюмка устроился напротив единственного просматриваемого стекла, наблюдая за набиравшим обороты летним штормом совсем как домашний кот. С той разницей, что демон не пугался громких раскатов, а с интересом разглядывал небосклон, вспарываемый молниями.
– Эврика!
Хаббл показалась из леса так же внезапно, как грозовая вспышка где-то за деревьями, на мгновение осветившая территорию приюта и отдавшаяся где-то вдали глухим раскатом. Волосы растрепались, лицо перепачкано машинным маслом, на кожаной куртке красуются новые пятна, а перчатки выглядят так, словно она только что разобрала автомобиль и пересобрала стабилизатор. Собственно, именно это она и сделала, судя по ее триумфальным крикам.
– Эврика! – Девушку не смущал ни ливень, ни порывистый ветер, грозно шуршавший в листве. Радостно воздев руки к небу, она подставила лицо ледяным потокам дождя и глубоко вдохнула. Стена дождя тут же превратила ее одежду в тяжелые мокрые кандалы.
– Хабблс! – крикнул Изекиль в слегка приоткрытое окно. – Давай скорее в дом! Еще не хватало, чтобы ты простудилась!
Она громко засмеялась, запрокинув голову и прикрыв глаза. Ее смех прокатился по поляне энергетическим колебанием, своеобразной волной, заставившей единственную горевшую в доме лампочку слабо поморгать.
– Эврика, – уже тише повторила Хаббл, поднимаясь по скользким влажным ступеням крыльца. От нее буквально веяло чем-то невесомым, мощным и теплым. Чем-то пустившим по рукам Джессики мурашки глубокого восхищения.
