Сумеречный сказ - страница 24

– Сам водяной и поведал. Частенько он вздыхать любит о судьбинушке своей горькой, а русалки, жены его, токмо и поддакивают ему, – отстранилась Ярослава и на камень опустилась, себя за плечи обнимая.

Сердце ее тоской наливалось, как вспоминала, что возвратиться на дно придется, а там только тьма, рыбы да чудо-терем, в коем существовать приходится.

– Отчего ж он не забыл про позор свой давний?

Игорь рядом с Ярославой присел, ласково прядь волос за ухо убирая – не пугал его облик ее дивный.

– Всякий от подчинения избавления желает, – с тоской дева взглянула на любимого. – Послушай: водяной обещал меня к тебе навсегда отпустить, ежели ларец тот принесешь. Знал он, что ты сюда явишься, а я каждый день токмо здесь и слоняюсь – не хочу вниз возвращаться. Коли не справишься, так не видать нам совместного счастья. Лика твоего светлого не увижу боле, женой водяного стану да рыб с лихвой нарожу. Решайся, милый, решайся. Три дня на раздумья дано, а после прощай, месяц мой ясный. – Наскоро Ярослава уста любимые поцеловала и прыгнула в воды холодные.

Мучился думами тяжкими Игорь два дня и две ночи. Матушка от него не отходила: заметила, что с сыном неладное творится. Горевала, места себе не находила, да не стерпела и хотела на себя уж руки наложить, да только Игорь успел выбить из ладоней старческих нож.

– Что сделали, то сделали, – словно прорычал он, хмуро глядя. – Вы, матушка, с самого начала против Ярославы были. Теперь счастливы, верно?

– Игорь! Что же ты такое молвишь! – пуще прежнего разрыдалась Лада.

– Полно. Винить я вас не стану – лучшего, видимо, желали. Но об одном только прошу: сегодня ночью тихо в избе сидите и не выходите, что бы ни случилось. Впрочем, вы уж и так этому научились.

Затряслась женщина, слезы ручьями потекли, к сыну потянулась, но тот уж вышел прочь. Поняла в один миг Лада, что задумал Игорь худое для каждого в деревне, кто стоял мирно, не думая перечить обряду кровавому. Выбежала она в сени и принялась сына отговаривать:

– Дитятко мое ласковое, – припала Лада к сердцу его, – любовь твоя страшна и коварна, она ведь не сказка моя, а очень опасна. Нет больше Ярославы твоей. Пойми это, смирись и дальше живи, полной грудью дыши. Не вернется к тебе утопленница.

– Коли не дали мне счастливым быть при жизни, так в Навь с ней милой спокойно уйду. А вы ступайте, нечего сейчас мне голову дурить, – отрезал Игорь и более речи слушать не стал.

Как только месяц молодой на небе показался, так отозвал все чувства Игорь, и местью единой наполнилось его сердце. Зажег он факел и, не раздумывая, бросил его в стог сена подле избы одной, а затем и рядом со второй, и с третьей. Вспыхнул огонь сильный, принялось пламя от дома к дому гулять, людей на улицу выгонять, а там их коса встречала. Свирепым палачом молодец сделался: не трогал его плач женщин, не испугался мужиков грубых. Никто его остановить не смел, хоть и пытались – будто маревом злым был Игорь окружен. Не ведая усталости, шел он прямо к терему богатому, где засел Михайло с женушкой своею. Чуял подлый староста, что конец его близится и не удастся сбежать от судьбы.

К крыльцу высокому огонь подобрался, когда зашел внутрь терема Игорь, не слыша криков позади – все жители округи уж полегли. Не спаслись слуги от лезвия хладного, пока хозяева жались в горнице своей. Не сдержала молодца и дверь тяжелая: вышиб ее одним лишь ударом, точно наделил Игоря месяц силой богатырской. Скулила жена старосты, жалась к мужу, а тот, как заметил взбешенного молодца, так схватил ларец и выскочил прочь. Однако ж недолго бегал Михайло, за ним след из страха вился да манил за собою Игоря. Принялся молить мужик о пощаде, богатств сулил горы, обещал сыночком дорогим называть, но не слушал его молодец. Крепче сжал рукоять косы и разрезал одним махом гниду пополам.