Сумерки «красных дней». Декабрь 1905 года в Иркутске - страница 4
37.
«…оттуда выбежал какой-то „черкес“, раздались выстрелы и прежде, чем он успел перебежать улицу, „черкес“ упал, на него бросились какие-то люди, которые его добили. Видны были еще два лежавшие на улице трупа, валялись вещи из разгромленных лавок»38.
Разгром винной лавки. Иллюстрация из журнала Life 1905 г.
Избиение начинало переходить в откровенный грабеж и дикие эксцессы.
«…подбежал товарищ и сказал, что у убитого кавказца какой-то солдат отрезает пальцы с золотыми кольцами. „На войне, – говорит, – мы всегда так делали“ … Я собственными глазами видел обрубки пальцев на правой руке какого-то кавказца»39.
Отмечались факты нападений и на «посторонних» граждан:
«Тут же голосит женщина, у которой какой-то рабочий намеревался отнять багаж»40.
В то же время с исчезновением эффекта внезапности и смещением событий к вокзалу, в районе которого концентрация «кавказских» заведений, видимо, была наибольшей, начинается сопротивление и с обеих сторон в ход пошло огнестрельное оружие. Хотя многие владельцы торговых заведений просто спешно закрывали их и разбегались41.
К 11 часам утра погромная волна достигла района вокзала. Толпа численностью около 300 человек начала разбивать гостиницу «Лондон» и находящийся рядом магазин.
«При этом из домов, занимаемых черкесами, велась беспрерывная стрельба из ружей и револьверов, на что толпа отвечала также выстрелами. На площади лежали убитые и раненые»42.
Попытки противодействия погрому, как уже упоминалось, начались практически сразу. В толпе было какое-то количество и «сознательных» граждан. Однако уговоры, что вполне типично для подобных ситуаций, не давали никакого эффекта, лишь подвергая опасности самих противников погрома.
«…я уговаривал публику расходиться, кричал рабочим, чтоб они отправлялись на работу, что им нечего здесь делать. Но все было напрасно. Мои уговоры не действовали. Напротив, со всех сторон я слышал в ответ: – А ты кто такой, что заступаешься? Или самому пулю в лоб хочется?»43.
Действовать более активно им не позволяла явная малочисленность. Кроме того, те из них, которые состояли членами «городских»44 дружин самообороны, вероятно, были дезориентированы происходящим: в октябре-ноябре самооборона была нацелена прежде всего на защиту стачечников и охрану митингов от нападений «черной сотни», в меньшей степени – на предотвращение ночных грабежей и разбоев. Здесь же все перевернулось с ног на голову – среди бела дня громили те, кого предполагалось защищать.
Единственным действенным средством прекращения беспорядков могло стать только вмешательство властей, ближайшим представителем которых был комендант станции. К нему и обратились уже в самом начале погрома. Однако все, что предпринял не так давно назначенный исполняющим обязанности коменданта штабс-ротмистр Степанов45 – вывел 40 находившихся в его распоряжении солдат и оцепил вокзал. Впоследствии это решение служило поводом для обвинений в попустительстве и чуть ли не поддержке погрома, однако с точки зрения буквы закона ничего иного от него ждать и не приходилось. Охрана станции являлась для коменданта не просто главной, но единственной задачей. И убийство, и вызванные им беспорядки происходили за полосой отчуждения железной дороги, действовать за пределами которой, тем более с применением или угрозой применения оружия, Степанов мог только с санкции местных властей
Похожие книги
