Она вспомнила Йоко. Первое время после Сдвига, детей не было, а женщины перестали беременеть. Кто говорил, что это вина женщин, кто что мужчины потеряли что-то в семени, споров было много. Пока не пришли ехиатойцы и объяснили, что это просто невозможно. Такую новость приняли болезненно, но время шло, и через десять сезонов, или как некоторые называли по привычке, лет, все успокоились.
Однажды Мать Штриха, тогда еще просто Алиса-художница искала цветных сверчков для красок и увидела, как с вершины холма спускается Йоко, худенькая, слабая от голода и страха. Сейчас Мать Штриха всем рассказывает, что она издалека поняла, что это ребенок, Рита ей не верила. Потому что никто сначала не поверил, когда Алиса привела трясущуюся от ужаса, завернутую в пончо девочку. Люди подходили, смотрели, хотели потрогать, но видя страх в глазах, опускали руки.
Наверное, Йоко закатила истерику, если бы толпу не раздвинула Повариха. Она несла в подоле целую стопку сладких лепешек. Голод оказался сильнее страха, и девочка жадно накинулась на еду. Она была первой, и ее воспитывал весь Поселок и, разумеется, баловали все как могли. Удивительно, но Йоко не выросла капризной куклой, как бывает у слишком любящих родителей. Наоборот, стала отличным другом и добрым человеком.
Потом, после Йоко, стали приходить другие, никогда младше шести лет, они забредали в человеческие поселения или их находили охотники. Бывало, что они появлялись в городах ехиатойцев, тогда те распределяли детей, по своему, непонятному для людей принципу, в человеческие поселения.
Даже взрослому Сдвигаться было страшно. Что же переживали дети, трудно себе представить. Когда их находили, они были перепуганными, истощенными и израненными. Некоторые быстро приходили в норму, другие долгие дни и ночи, рыдали или сидели в каком-нибудь углу. Но самое страшное, это те кто смотрели вот так, как эта белокурая девочка, с холодной и отрешенной заинтересованностью, так смотрят змеи. Таких вытаскивать из-за грани было тяжелее всего.
Нет, они быстро приучались к бытовым условиям, сами ели, им не требовались пеленки, и они не кричали протяжно по ночам. Просто одни прятались от страха, другие боролись с ним, а эти дети сливались с ним. Им трудно было объяснить, что в страхе нет необходимости, что он только мешает и порождает ненависть. И все же это удавалось, хоть и не всегда, некоторые вырастали и уходили жить отшельниками.
Рита никогда не думала, что дети могут попадать не только к нормальным людям, но и к ортодоксам. Сколько их здесь, содрогнулась женщина, сколько уже выросло, не представляя что есть нормальная жизнь, а скольких еще они засунут в эти колодцы?
Миша смотрел на жену и понимал, что сейчас она сорвется. Рита никогда не отличалась выдержкой и если она устроит мордобой, им конец. Он бросил ленточку на землю.
Один из ортодоксов, безногий, на железной шипованной тележке подхватил ленту в сантиметрах от земли.
– Филип, – из-за разрезов в щеках, он говорил не очень внятно – не верь им, это какое-то колдовство! Они шпионы!
Главный медленно посмотрел на лежащую у ног Риты ленточку и вторую что зажал в костлявом кулаке одноногий. Пусть он был сумасшедшим, но думал быстро. Его не впечатлило утверждение, что они шпионы, он сам до Сдвига частенько подрабатывал доносительством, а вот поимка колдунов, это уже лучше. Последнее время среди адептов началось брожение, некоторые покинули общину. Колдуны в колодцах способны поднять моральную решимость других.
