Теперь у меня появились более веские основания рассчитывать, что он не «сдаст».
Он меня увидел, успел рассмотреть как следует и только после этого оружие достал. А я продолжал лежать на скамейке в его, насколько мне было известно, саду, прячась под тенью яблони, и даже ноги при приближении хозяина на землю не поставил.
– Ни хрена себе. Какого ты здесь? – красноречиво поинтересовался он довольно высоким для своего тела голосом и почесал стволом пистолета нос. Хорошо хоть, пистолет с предохранителя не снял, что я сразу отметил, а то мог бы человек и без носа остаться, а винил бы потом меня.
– Видишь же, отдыхаю, – ответил я без затей, но с легкой насмешливой хрипотцой в голосе. От жары жабры сводило, да я еще бегал в такую погоду, потому неосторожно хлебнул холодной колодезной водички, горло и перехватило. У него здесь, в саду, колодец глубокий и ведро на звонкой цепи. Пока ведро воротом вытягиваешь, весь слюной изойдешь и язык от сухости трещинами покроется. Но я, к счастью, к ангине склонности не имею и знаю, что хрипотца пройдет скоро. Да и ведро с водой я вытащил час назад, чтобы вода слегка прогрелась. Она, правда, все равно еще оставалась холодной, отсюда и хрипотца.
Он ждал иной реакции, поигрывая стволом и словно бы поторапливая события. Но я ничуть не смутился присутствием пистолета в его руке. А он, видимо, на внешнюю внушительность девяносто второй «беретты»[5] сильно надеялся и потому даже чуть-чуть растерялся – мелкие глазки часто заморгали. Это порой случается, когда большие надежды не оправдываются. Растерянности я, говоря честно, от него не ожидал, исходя из его психограммы, основанной на конкретных фактах биографии. Согласно моим представлениям, он должен быть человеком более решительным. Впрочем, это могла быть не растерянность от моей реакции, а растерянность от узнавания меня. Отреагировать он был обязан, но не знал, как себя вести дальше. Неподготовленным оказался к любому последующему шагу.
– Что, уже и отдохнуть уставшему человеку нельзя?.. – добавил я намеренно равнодушно, но наблюдая за его поведением достаточно внимательно.
Усатый мужчина осмотрелся по сторонам, проверяя, не видит ли кто нашу беседу. Но я еще раньше проверил – в соседних домах, как и в соседних садах, несмотря на изнуряющую жару, пусто. Казалось бы, бежать из города на свежий воздух надо так, чтобы лопатки судорогой сводило. Но люди бегают сюда только по выходным. В остальное время предпочитают дышать выхлопными газами и прочей городской гадостью, которой здесь, в промышленном центре, в воздухе больше, чем чего-то хорошего. И плачутся при этом, что работа их на природу не пускает. Бросать надо без жалости такую работу. В бега, в бега, как я, подаваться следует. На природу.
– Так че ты?.. – спросил усатый с легким возмущением и при полном непонимании ситуации и вопросительно животом пошевелил, как другой бы голову вздернул. – Так и будешь тут, братан, скамейку мне давить?..
Его красноречие, говоря откровенно, поражало.
– Ты же в дом не приглашаешь, – я стал скромно напрашиваться в гости. Я вообще человек от природы скромный, в других наглость не люблю и в собственном поведении без необходимости ее не поощряю.
– Ну, коли так, дык заходи, что ли, – он оказался, по большому счету, не злым человеком и, может быть, даже мне посочувствовал, если догадался о чем-то. А догадаться было нетрудно, поскольку ехал он сюда на новеньком «мерине»
