– Тебе стоит попробовать виноград, северянка.
– Что это ещё такое?
Выражение лица, с которым он это произнёс, было слишком… хитрым. Даже провокационным.
– Виноград бывает разным. Наши виноделы выращивают особый сорт: тёмно-синие, сладкие, крупные длинные ягоды размером с… – он продемонстрировал палец. – ...размером с фалангу. Кожица у него плотная и упругая, а под ней – сочная мякоть.
От описания заморской диковиной ягоды во рту начала собираться слюна. Я почти представила себе этот божественный вкус, как проклятый южанин всё испортил.
– Все девушки любят виноград, – сообщил тоном опытного искусителя. – Особенно когда кормишь им их с рук. Вкладываешь сочную ягоду прямо губы.
– Оставь свои грязные фантазии при себе! – бросила я, начиная краснеть.
Из его уст даже невинное описание звучало до невозможности чувственно. Будто южанин говорил вовсе не о еде.
– Что с тобой, Фардана? – уловив моё настроение, поинтересовался он. И такая забота ещё притворная, а голос, как у лекаря, справляющегося у больного о самочувствии. – Ты что так волнуешься?
– Я спокойна, понял? – огрызнулась, пряча глаза. Вот… зараза.
– Оно и видно.
А потом:
– Ты бы хотела попробовать?
– Что? – взгляд против воли упал на на мужские губы.
И представила, как он кладёт мне в рот эту странную ягоду.
Фу, какая гадость! Ох, Матушка Метель и Отец Холод, о чём я только думаю? Храните меня боги от такого непотребства! Наверное, это всё влияние брачной татуировки, она мне разум туманит. Чем дольше на мне эта дрянь, тем более непредсказуемыми могут быть последствия.
Где-то я об этом читала… Вроде...
– Я, вообще-то, всё ещё про виноград говорю, – резонно заметил горе-муж, подтягивая к груди колено и откидывая влажную чёлку со лба.
– Ты издеваешься?
– Нет. Я – сама серьёзность.
– Тогда знай, твой виноград мелковат для меня.
Он только фыркнул в ответ и закатил глаза.
Самоуверенный паршивец. То, что он свой виноград кому-то там в рот засовывал, ещё ни о чём не говорит. Мужчин судят не по количеству женщин, не по пышным фразам, а по поступкам. Он собирался убить меня, и этим всё сказано. Такое забыть невозможно.
– Знаешь что? – я бросила в его сторону высокомерный взгляд и завернулась в плащ до самого носа. – Ты как хочешь, а я спать. Хоть во сне не буду видеть твоё лицо и не буду слушать твой противный голос.
– И не надейся. Я тебе приснюсь.
– Иди ты! – прошептала я, давя зевок.
Пусть только попробует! Хоть во сне, но убью мерзавца.
А приснился мне извилистый фьорд и берега, поросшие мхом, огни факелов и венки на воде. Я – в белом платье невесты, расшитом серебром и жемчугом так обильно, что подол шуршал при каждом движении. В нём я чувствовала себя обнажённой и абсолютно беззащитной.
У алтаря я стояла одна. Жениха видно не было, вместо гостей – смазанные тени. Звучали церемониальные песни, жрецы жгли пучки сухих трав и окуривали святилище можжевельником, чтобы отогнать злых духов. Мне дали испить свадебного напитка и, набросив на плечи меховой плащ, повели по вырубленному в скале тоннелю. Я знала, что он ведёт в сердце Хеды.
Время тянулось, как смола, платье грозило задушить, и я с огромным удовольствием сорвала его, оказавшись в просторной спальне. Бросив взгляд вниз, обнаружила, что клочья ткани превратились в снег и растаяли.
Колдовство какое-то.
Я нырнула в тёплую постель, устланную песцовыми шкурами и, потянувшись, провалилась в сон. А пробудилась от того, что кровать прогнулась под чужим весом.
