Правило Перекуса – возможно, самое причудливое (и до некоторой степени внушающее опасения). Будь то в семь утра или в четыре дня, но стоит только сесть за стол, как в этот самый момент зазвучит сигнал тревоги, и команде придется вылетать на спасательную операцию. В первый раз я сказал себе, что это не более чем совпадение. Во второй – подумал о шутках судьбы. С десятого – начал приплетать Бога и всемирную энтропию. Через два месяца перестал обращать на это внимание.
Уж так заведено, и беситься незачем.
Правило Перекуса предоставляло мне, сценаристу, не принимавшему непосредственного участия в съемках (бессмертные слова Майка Макмеллана: «Ты только должен усечь, каким макаром рассказать о том, что творится, обо всем прочем „Сони“ позаботится»), неожиданные преимущества. Звучал сигнал тревоги, команда спускалась в ангар, вертолет взлетал, а я, развалившись в кресле перед радиоприемником, подъедал за другими мороженое или десерт. Пишущий пером жирует больше, чем снимающий камерой.
Все это – вплоть до перекуса 15 сентября.
4
Уже несколько дней Майк выглядел усталым. Побледнел, осунулся.
Первая операция в тот день прошла гладко. Погода стояла хорошая, а турист из Милана просто немного струхнул и решил, что вертолет Спасательной службы – что-то вроде такси, на котором можно спуститься в долину. Вторая была точной копией первой, разве что лететь надо было не на Белый Рог, а на Длинный Камень.
Когда Майк вернулся из второго полета, я заметил, что он еле волочит ноги. Поменяв батарейку в камере (наше Первое Правило), он рухнул на стул. Через несколько минут заснул, прижимая «Сони» к груди.
В первом часу дня Моисей, подстегиваемый бурчанием в животах, решил, что настал момент бросить вызов Правилу Перекуса. Тушеное мясо. Картошка. Штрудель. Штруделя мы так и не отведали. А жаль – вид у него был весьма аппетитный.
Тревогу объявили, когда мы только-только начали накладывать еду на тарелки. Майк вскочил, схватил камеру – и упал обратно на стул, ловя воздух ртом.
Кристофу этого хватило, чтобы поставить диагноз и назначить лечение:
– Парацетамол, теплые одеяла, бабушкин бульончик, и баиньки.
Майк замотал головой, попытался подняться:
– Я здоров, нет проблем.
Не успел он поднять камеру, как Моисей схватил его за руку и остановил.
– Ты не летишь. Отправь его, если хочешь. В таком состоянии ты в вертолет не сядешь.
Его – то есть меня.
Сказав это, Моисей повернулся и стал спускаться по лестнице.
Мы с Майком переглянулись.
Я пытался храбриться:
– Давай сюда «Сони», компаньон, мы выиграем «Оскар».
– «Оскара» дают за художественные фильмы, – буркнул Майк. – А мы снимаем для телевидения, Сэлинджер.
Он нехотя вручил мне камеру. Ох и тяжелая.
– Главное, жми на запись.
– Аминь.
Голос Кристофа с лестницы:
– Идешь?
Я пошел.
Мне не доводилось еще летать на ЭК-135. Место, отведенное Майку, было тесней некуда. ЭК – не те колоссы для перевозки грузов, какие показывают в фильмах: это маленький вертолет, подвижный и мощный. Лучшая модель из всех возможных для полета среди доломитовых вершин, но чертовки неудобный для съемки.
Когда Измаил нажал на газ, у меня внутри все перевернулось. Не только из-за стремительного подъема. Я, можно сказать, сдрейфил. Выглянул в иллюминатор, но это не помогло. Увидев, как исчезает база в Понтивесе, я пару раз сглотнул, чтобы побороть тошноту. Манни, спасатель, сидевший рядом, стиснул мне руку. Запястье у него было толще, чем мое предплечье. Жест горца, который означал: спокойно, бояться нечего. Поверьте, это сработало.
